class="p1">От куклы исходил тяжёлый сладкий запах, как от позабытых в вазе увядших тюльпанов. От неистового раската грома, раздавшегося совсем близко, содрогнулось оконное стекло. Антония снова не отреагировала, но было видно, как по её рукам поползли мурашки.
Пластиковый пакет с бутылкой спирта и спичками, увлекаемый неведомой силой, вырвался у меня из рук, заскользил по полу и остановился возле Антонии.
– Смотри, что она нам принесла, – сказала Баю-Бай. – Огонь и разрушение. Как я и говорила.
– Неправда! – воскликнула я. – Это Баю-Бай чудовище, а не я! Это она разрушила наш трейлер! Она чуть не убила нас с мамой! Мама попала в больницу!
– Врёшь, врёшь, – Баю-Бай затрясла головой. – Каждое её слово – лживо!
– Антония, ты же знаешь, я никогда бы не обидела тебя! – взмолилась я. Сестра не отвечала. – Антония? – у меня дрогнул голос. – Ты ведь это знаешь, правда?
Её голова дёрнулась вперёд, и она оперлась руками о козетку. Щётка для волос упала на пол.
Я ринулась к сестре. На этот раз ничто не посмело меня удержать. Невидимые руки, давившие на плечи, исчезли. Я на четвереньках добралась до окна, схватила Баю-Бай за шею и со всей силы швырнула в сторону. Кукла с громким треском врезалась в стену, но, даже не оглянувшись, я осторожно взяла за руки Антонию.
– Антония, послушай, – уговаривала я, безуспешно стараясь поймать взгляд сестры. – Я пришла, чтобы спасти тебя. Я обещаю, что никогда, ничем тебя не обижу. Никогда! Я люблю тебя. Пожалуйста, пойдём со мной!
Антония сидела неподвижно и молча. У меня заныло в груди.
– Пожалуйста, Антония, – повторила я. Слёзы бежали по моему лицу. – Да, я обманывала тебя. И от этого у меня разрывается сердце. Так вот, слушай правду, всю до конца. У меня нет подруг. Я ни с кем не разговариваю в школе. И никто не говорит со мной. Каждый день я страдаю от страха и одиночества, и я так несчастна, что мне едва хватает сил дожить до следующего дня. – Я с рыданием прижалась щекой к её ногам. – Всё, что у меня есть, – это вы с мамой. Ты нужна мне, Антония! Ты очень мне нужна!
Я потянулась было приласкать Антонию, но невидимые руки отбросили меня обратно – на то место, где я только что была. Антония зажала ладони между коленями, а подбородок прижала к груди, так что нельзя было увидеть глаз.
– Бедная, бедная Люси! – Я обернулась на знакомый голос. Баю-Бай сидела, прислонившись спиной к стене, и её замшелые зубы сверкали, как заплесневелый рот светящейся тыквы на Хеллоуин. – Ей нужна любовь. Любой ценой, даже если ради этого придётся разбить мне голову об стену. Но меня так просто не разобьёшь!
Я уставилась на Баю-Бай. Теперь стало ясно, почему невидимые руки меня отпустили. Она знала, что я попытаюсь избавить от неё Антонию. И хотела, чтобы сестра это видела. Чтобы ещё больше настроить её против меня.
Я почувствовала себя опустошённой, словно гнилое бревно. Моя сестра не станет ни слушать меня, ни говорить со мной. Она мне не верит. И не желает иметь со мной ничего общего. Я потеряла её.
А Баю-Бай смотрела на меня, злорадно сверкая глазами:
– Вот, видишь, Антония? Только грубость и враньё! – сказала она. – Хватит, наслушались. Пора и честь знать.
За моей спиной распахнулась стеклянная дверь. А там, где прежде была лишь сплошная стена, возникла металлическая дверь из моего сна. Она точно так же была покрыта рыбьими костями и лианами. Но теперь правый край двери удерживали четыре ржавые задвижки.
Верхняя из них стала открываться с пронзительным скрипом: скри-и-и-и. И сразу из-за двери хлынула грязная вода. Я практически ощущала, как ледяная жижа заполняет мои лёгкие.
За окном яркая молния ударила в берёзу и отломила толстую ветку. Свет в комнате мигнул и погас.
Открылась вторая задвижка. Скри-и-и. В темноте зазвучал глиняный голос Баю-Бай:
– Антония теперь со мной. Отныне и навсегда. На её месте должна была быть моя дорогая Розетта, но она предала меня. – Баю-Бай зарычала, как собака, готовая укусить. – Она оказалась глупой и слабой. Ничуть не лучше той гнили, что заразила этот мир. Ничуть не лучше, чем ты, желавшая избавиться от меня с первой минуты.
Скри-и-и.
– Но Антония… – Баю-Бай вздохнула. – Я знала, что она – та, кого я так долго ждала! Она умела меня призывать и использовала своё умение, чтобы наказать негодяев. Каждый раз, когда она меня призывала, я становилась сильнее. И скоро, этой самой ночью, я стану настолько сильна, что смогу воздать по заслугам всем, кто посмел нас предать. И тогда останемся только я и она. Навеки вдвоём.
Скри-и-и. Последняя задвижка. Я содрогнулась и зажмурилась.
– Но для начала в эту особенную ночь, – едва слышно прошептала Баю-Бай, – я покажу тебе, как выглядит сияние полуночных звёзд со дна реки. Доброй ночи, Люси, спи крепко.
И невидимые руки потащили меня к стеклянной двери. Я чувствовала ледяную воду на ногах, слышала плеск речных волн о металлическую дверь и скрип её петель, когда дверь стала открываться. Сопротивляться было бессмысленно. Я больше ничего не могла сделать. Баю-Бай победила.
И тут тонкий голосок тихонько прошептал где-то в стороне, в глубине комнаты:
– Мне так жаль Люси.
Свет снова вспыхнул, и от увиденного у меня перехватило дух.
Антония сидела на полу, а возле неё лежал скомканный пластиковый пакет. В одной руке она держала коробку с походными спичками, а другой сжимала бутылку с техническим спиртом, направив горлышко прямо на Баю-Бай. И тут Антония сжала бутылку.
Струя прозрачной жидкости попала прямо на Баю-Бай. Она пыталась уклониться, но её тело оказалось слишком неуклюжим. Воя и ругаясь, кукла повалилась на бок. Спирт заливал ей лицо, стекая на пол. От острого запаха у меня защипало в носу.
Антония отбросила опустевшую бутылку и взялась за коробку со спичками, решительно сжав губы. Она чиркнула спичкой – загорелось ровное пламя.
– Что бы она ни сделала, она моя сестра, и я не позволю тебе выкинуть её в реку, словно мусор, – сказала Антония. – Ты или отпустишь её, или вспыхнешь фейерверком.
Баю-Бай изо всех сил упиралась в пол, стараясь отползти подальше. Белокурые локоны, спутанные и влажные, болтались на голове как нелепый парик. Наконец они звонко шлёпнулись на пол, обнажив уродливые красные пятна на черепе.
– Коварство, коварство, – шипела кукла.
Она подняла голову и уставилась на Антонию. Меня передёрнуло. Из глаз ушла былая зелень. Из них вообще ушла жизнь. Они казались даже не чёрными – две жидкие лужицы пустоты.
