Юрий Самсонов - Стеклянный корабль

Странник брел опять пустырем, без дороги, заблудившись, кажется, навеки в этой плоской бесплодной стране, где земля солона, воздух горек… В отличие от прежних посещений, он не смог бы теперь позабыть вдруг, куда направляется; это таило опасность смертельную: всему был свой предел, свой срок..

Над головою пылало солнце, неузнаваемое маленькое солнце, жалящее, как овод. Горечь полынной пыли жгла горло, сушила язык. Не на чем остановиться взгляду вплоть до горизонта, ничто не возвышается над ровною его чертою.

Где они, прохладные зеленые холмы? Будет ли край пустырю?

Перехватило горло от печали, но странник сумел сказать себе: не грусти и не трусь, ведь кто-нибудь знает дорогу Дикая будто бы мысль: кто же мог тут появиться? – однако он ничуть не был ею удивлен Странник остановился, чтобы ждать.

Долгим было его ожидание.

Очень долгим Почти бесконечным.

И все-таки маленькое солнце не успело сдвинуться с точки зенита, когда странствие окончилось: странник открыл глаза.

Он открыл глаза и рассмеялся: дома!.. Да и выспался он превосходно, несмотря па изобилие приключений, речь о которых мы поведем чуть позднее.

Мог считаться завершенным страннейший из экспериментов, необходимо было по свежей памяти описать все подробно.

Молодой человек, не вставая с постели, включил уставленный пивными кружками страдалец-телевизор, заменявший часы, потянулся к карандашу, раскрыл толстую зеленую тетрадь и принялся за работу. Солнце, бурьян, описание минуты отчаяния – все, что поминалось в прежних заметках, он опустил. Торопливые каракули струились по бумаге, а тем временем в обшарпанном тельце телевизора разрастался полный шорохов и тресков радиогул, по экрану пронеслись зигзаги, возникло изображение и послышалась речь.

Шел рекламный заказной репортаж, из тех, каких даже с самой отчаянной скуки не смотрел никто, кроме заказчика, его родственников, друзей и, коли имелись, подчиненных. Однако карандаш словно сам собою выскочил из пальцев молодого человека, который с разинутым ртом испуганно вытаращился на экран.

– Что же это, боже, боже мой?! – жалобно проговорил он наконец.

Сегодняшней записи суждено было оборваться на пол-дороге.

Не без злорадства, сознаемся, предвкушали мы недоумение, в которое ввергнем читателя, полагая справедливым, чтобы оно было с нами хоть кем-нибудь частью разделено, и все же отнюдь не надеясь, что оно от разделения уменьшится. Хроника наша опирается на документы старинных архивов и на показания очевидцев, доступные всякому. Она достоверна – и все же настолько загадочна, что на иные вопросы вряд ли когда-либо сыщется ответ. Не о том была забота автора, чтобы рассеять мрак, а о, том лишь, чтоб найти связь событий, придать их хаосу подобие системы и тем открыть дорогу более проницательным исследователям.

Правдивость повествования зависит от надежности источников, его полнота – от их полноты. Кто был, например, наш герой? Помимо свидетельских показаний, посвященных немногим часам его жизни, чудом найденная тетрадь – это все, что после него уцелело. Содержащиеся в ней заметки весьма скудны по части внешних житейских обстоятельств. Как тут быть? Автор не намерен выдавать домыслы за истину и откроет читателю не более того, что открылось ему самому. Этот принцип – основа всей хроники.

Иногда мы будем делиться догадками, иногда утаивать их, оберегая собственную репутацию. Не развлечь читателя, мы желали, но призвать его поразмыслить над событиями, которые, не исключается, определяют и прошедшую, и грядущую нашу судьбу – или хотя бы намекают на нее, В любом случае они заслуживают внимания, пусть из-за одной своей необыкновенности, из-за причудливости! Стоит понять, наконец, что наше безразличие опасно.

Не вопием ли в пустыне?

Но к делу. Из заметок в зеленой тетради и отчасти из показаний свидетелей мы знаем, что помянутый молодой человек был студент, что он изучал попеременно философию, медицину и физику, не ведая, какая из наук нужнее, чтобы осчастливить человечество свершениями по окончании курса, – таково было твердое его намерение. Пожалуй, читателю следует это запомнить особо – лично ему, коли верить тетради, для счастья ничего уже не требовалось, так как был он влюблен. Да, едва приехав в столицу, он успел завести, а лучше сказать – учинить обворожительный роман с красивой дамой, которая, верно, ничего не знала ни об этом романе, ни о самом его герое, так как… Тут придется открыть маленький секрет, в котором ничего нет постыдного. Бываем же мы растроганы, читая истории о людях, что почти умирали, влюбившись в портрет, и надо ли судить бедною юного провинциала? Наверное, вы угадали: он увидел Ее на телевизионном экране в самый день приезда, был покорен в один миг, разумеется, навсегда, но, конечно, позабыл бы об этом назавтра, кабы не одно нечаянное обстоятельство сразу вслед за тем он повстречал свою Даму в дальнем маленьком городке, они там прогуливались, взявшись за руки, и, черт возьми, целовались в гулком каменном сарае – вот до чего дошло! Молодой человек проснулся влюбленным окончательно по уши, потому что во сне только могло это случиться. Уж спалось-то ему отменно, в чем и загвоздка: тому был молодой человек всем обязан – деревенским румянцем, голубиной ясностью глаз, преданной вечной любовью странной печальной судьбой…

Кстати, сновидение закончилось пренеприятно: Дама приказала найти в каком-то доме дверь, которой не было, и отворить ее, что было невозможно. Он это исполнил. Дверь никуда не вела. Пустота была за ней и высота необычайная. Глубоким стариком остался он посреди полынного пустыря под злющим маленьким солнцем, и некуда было идти – все кончено!

Как он смеялся, проснувшись?

Только свидание на самом деле оказалось роковым. Он с безразличным видом выслушивал сплетни, ревновал, тосковал и ходил под Ее окна исправно, как на службу, имея из-за того неприятности, – которые в тетради не живописуются. Зато многократно упомянут эпизод, показавшийся необычайно важным: кто-то из Ее домочадцев ему однажды кивнул – и знал бы, что натворил! Впрочем, надо полагать, это было сделано по ошибке, но молодой человек разволновался ужасно! Чудились ему и записочки, тайком сунутые в руку посреди толпы, и нежный голос, шепнувший: "сударь, вас ждут там-то", – все, что можно вычитать из книжек, – до бархатной повязки на глазах, до шпаг, сверкающих при луне, хотя где было взять шпагу!