Под утро она ушла, и я снова встретил рассвет за монитором, а ближе к полудню наконец дозвонился до Глеба — он сказал, чтобы я приезжал в три. Я позвонил Юльке. Трубку взяла она сама.
— Аркашенька… — сказала она бесцветным голосом, — Ты прости, но… но я не смогу с тобой пойти. Я этого не вынесу, я… — она всхлипнула, — Я буду плакать и… я не могу больше! — она зарыдала.
— Ладно, Юль, я тебе завтра позвоню.
Вместо ответа Юлька разрыдалась еще громче, и я повесил трубку.
За дверью Глеба раздавались деловитые голоса, но обычного смеха не звучало. Я ткнул пальцем в кнопку звонка, и голоса сразу смолкли, словно эта кнопка отключала звук в квартире. Дверь открылась.
— Здравствуй, Аркадий. — серьезно поприветствовал Глеб, — Проходи, ботинки можно не снимать.
— У меня не снимаются. — сказал я, и тут же пожалел об этом, увидев как Глеб прикусил губу.
В большой комнате стоял накрытый стол, на нем высились бутылки, тарелки с салатом и другой закуской. За столом чинно сидели почти все наши — молча и смущенно. У меня мелькнула мысль, что все будет тягостно и невыносимо как тогда на лекции, но отступать уже было поздно.
Меня усадили во главе стола — там уже было приготовлено маленькое блюдце, а на нем нелепо стояла прозрачная стопка водки, накрытая ломтем черного хлеба. Употребить это я конечно не мог, но так полагалось.
— Друзья. — Глеб поднял рюмку, — Я хочу выпить за Аркадия. Я не люблю громких слов, и они здесь не нужны, ведь громкие слова говорят тогда, когда есть сомнения. Но ни у кого из нас нет сомнений, что наш Аркад был не просто хорошим человеком — он был… у меня нет слов. Мне кажется, что каждый из нас потерял частицу себя. Аркадий, знай — где бы мы ни были, что бы ни случилось, мы всегда будем тебя помнить!
Все чокнулись и выпили. Некоторое время за столом висела тишина, только позвякивали вилки, размазывая по тарелкам салат, да еще раз тихо всплакнула Ольга. Тосты шли по кругу. Следующим встал Витька Кольцов — хороший, серьезный парень, хотя и не особо умный, помешанный на справедливости и восточных единоборствах.
— Второй тост обычно пьют за родителей… — Витька замолчал, подбирая слово, — ушедшего. Я не видел родителей Аркадия. Но я знаю, что это замечательные люди, и я представляю как им сейчас тяжело. За них!
Рюмки снова сдвинулись. Третий тост выпало произносить мне. Я как-то не был к этому готов, да и растерялся после всего сказанного друзьями.
— Ребята. Я поднимаю этот бокал, закрытый хлебом, за друзей, за вас. Мне больно видеть, что я невольно принес вам такое горе. И я хочу выпить за дружбу — пока в мире есть дружба, жизнь продолжается!
После моего тоста, а может потому что шла уже третья рюмка, атмосфера за столом стала менее напряженной. Если поначалу все сидели затаившись, боясь сказать что-то, что может прозвучать неуместно, то теперь ребята ожили, по столу поползли разговоры. Семен достал свой неизменный фотоаппарат и сделал несколько снимков. Артур предложил выпить за сессию, и все его поддержали. Аленка и Ольга насели на Игорька чтобы он взял гитару и спел. Постепенно все разбрелись по квартире и я тоже вышел из-за стола, чтобы не оставаться одному.
В одной комнате пел Игорек, вокруг него сидели Аленка, Семен и еще кто-то. На кухне Руслан с горящими глазами что-то доказывал Лариске, а Лариска хихикала. На балконе курили, облокотившись на перила, слышались полупьяные голоса и смех — там кажется рассказывали анекдоты. В туалете кого-то тошнило.
В коридоре меня поймал Шуршик.
— О, з-здорово, Аркад.
— Привет, Шуршик.
— С-слушай, что-то я тебя х-хотел спросить…
— Что?
— Это… — Шуршик потупился, — С-слушай, ты ведь к-курсовую по с-сопромату уже сделал? У нас же в понедельник Косач будет принимать?
— Опомнись, Шуршик, у меня в понедельник похороны.
— Вот, и я про то же. У тебя с-случайно не второй вариант?
— Откуда ты знаешь?
— У меня как раз второй, а их всего два. С-слушай… если бы это… Ведь она т-тебе больше не нужна, ведь правда? Н-не мог бы ты ее… Ну в общем… — Шуршик совсем смутился и замолк.
— Отдать тебе мою курсовую?
— Вот было бы з-здорово!
— Ну и идеи у тебя возникают спьяну! Хорошо. Как нам пересечься?
— Я т-тебе вчера д-домой з-звонил, чтобы ты сюда принес… И это… Не было тебя… Ну давай я подъеду куда-нибудь… Как тебе удобнее…
— Ну давай в понедельник после похорон я заеду в институт.
— Аркад, а вот можно… завтра? Я бы тогда в п-понедельник сдал Косачу…
— Ну хорошо, завтра. — я вздохнул, мне не хотелось появляться дома до похорон.
Мы договорились встретиться в метро, и Шуршик отвалил. В гостиной запели нестройными голосами «Ой, мороз, мороз», и тут же раздался дурашливый вопль подвыпившего Баранова, перекрывший хор: «Ой, понос, понос, не понось меня-а-а-а!» Кто-то заржал, послышался возмущенный вопль Ольги, и Баранова выпихнули в коридор.
— А, Аркад! — обрадовался Баранов, увидев меня. — У меня к тебе дело на сто рублей. Ты же у нас ботаник, да?
— В смысле? — спросил я ледяным тоном.
— Ну ты это… Курсовую по сопромату как?
— Я ее уже Шуршику обещал.
— Блин, какая сволочь Шуршик! — возмутился Баранов совершенно искренне. — Все, накрылась медным тазиком сдача в понедельник!
— А о чем ты раньше думал?
— Ты ботаник, тебе не понять. Стоп. А что у тебя еще осталось?
— Могу тебе свою зачетку отдать.
— Да на хер она мне нужна! Чего ты такой злой и жадный? Конспекты есть по матанализу?
— Есть. Кроме одной лекции, когда меня Макаровна выгнала.
— Ура, живем! Забито! С тебя конспекты!
— Хорошо, у нас завтра стрелка в метро с Шуршиком, подваливай.
— Завтра я не могу! — огорчился Баранов, — Завтра у меня это… Личная жизнь намечается.
— Значит через Шуршика передам.
— Ага! — возмутился Баранов, — Он себе захапает!
— Ну это вы там с ним сами разбирайтесь.
— Ладно, разберемся. Спасибо тебе, ты меня выручил! — Баранов хлопнул меня по плечу и оглянулся, — Так, я забыл, где здесь сортир?
Он ушел. Из комнаты выполз Серега, лицо его было красным, он держался за стенку.
— А, блин, Аркадий! — произнес он заплетающимся языком. — Стой, послуш… Ик! Послуш… Вот скажи, вот я тебе друг?
— Друг.
— Прально! Пойдем выпьем.
— Я не пью.
— Ты охренел? Тебе завтра в гроб, а ты не пьешь?
— Не в гроб, а в мир иной. Я не пью.
— Ты меня обижаешь! — насупился Сергей. — Я тебе друг?
— Друг.
Сергей обнял меня за плечи, навалившись.
— А вот Лебедев — с-сука. Он про тебя знаш-ш-што говорил когда ты к нам на Новый год не приехал?
