здесь не союзник.
- А что я могла сделать? – яростно восклицает Лелька. – Ты же видишь, сто километров по Мертвым Землям ей не пройти. Как она вообще до нас доплелась? А в городе – что? Куда она денется?
Девочка смотрит на меня с испугом.
Ладно, извергать громы и молнии у меня сейчас просто нет сил.
Я безнадежно машу рукой.
Айгуль так Айгуль.
Впрочем, с утра я сразу же иду к Коменданту: что бы там Лелька ни воображала, но без дополнительной нормы воды нам не прожить.
Коменданта моя просьба, конечно, в восторг не приводит. Однако, вопреки ожиданиям, он относится к ней довольно спокойно. Морщится по привычке, крякает, чешет свежевыбритый, костяной, сизый затылок, так что тот аж скрипит, но все же обещает сегодня же отдать распоряжение Моргунку, который у нас заведует распределением воды из скважины.
Мне везет. У Коменданта сейчас другие проблемы. Он только что получил радиограмму из Экосовета с разъяснениями Указа об эвакуации.
- На вон, почитай!.. – Он сует мне в руки подслеповатый машинописный текст.
Экосовет доводит до нашего сведения, что эвакуация, оказывается, добровольная, рассчитана на три месяца, ей подлежат все четырнадцать поселений, расположенных на Южной дуге. Предполагается, что данную операцию муниципалитеты Поселков проведут самостоятельно: свободной техники, моторизованных повозок, грузовиков и т.д. в распоряжении городских властей сейчас не имеется. Экосовет подчеркивает, что не намерен никого ни к чему принуждать, но поддерживать жизненный минимум автономий больше не в состоянии. Товарные транши им прекращаются с момента обнародования Указа. Вот, именно так!.. В завершение же Экосовет клятвенно заверяет, что все эвакуированные будут обеспечены необходимым жильем, продовольственными пайками и трудоустройством согласно текущим нормам.
- Нет, ты посмотри, что делается! – выкатывая белые от гнева глаза, хрипит Комендант. – Жильем они нас обеспечат, трудоустройством!.. Где они это жилье возьмут?.. Восемь Поселков на Южной дуге, которые еще дышат, это полторы тысячи человек. Распихают нас по развалинам, по окраинам, ни канализации, ни отопления, ничего, крыши там – дыра на дыре!.. Воду, тухлую, будут привозить через день. Мы там просто сгнием!.. Вместо того чтобы начать наконец интенсивную нефтеразведку, выслать на Юг экспедицию, собрать бригады специалистов, пока эти специалисты у нас еще есть!.. С ума там посходили!.. – И заключает, словно вынося приговор. – Нет, я этих идиотских распоряжений исполнять не буду!..
Я, пожалуй, впервые вижу Коменданта в таком состоянии. В нем кипят одновременно и бешенство, и растерянность, и лютая злоба на бюрократов Экосовета, одним росчерком пера перечеркивающих нашу жизнь, и бессилие оттого, что он не в состоянии ничего изменить.
Коменданта можно понять. Уже почти двадцать лет он руководит нашим Поселком: отстоял его от безумных засух, от пыльных бурь, затмевающих небеса, от потоков беженцев, которые в первые годы сметали все на своем пути, от банд мародеров, бесчинствовавших в то же время, был дважды ранен, о чем не устает напоминать, дважды переболел лихорадкой, поднял жизнь практически с пустого места, с нуля, привлек людей, обустроил дома, наладил сельскохозяйственный оборот – и теперь все бросать?
- Ведь что для нас сейчас главное? – выдавленным из хрипа голосом продолжает он. – Главное – продержаться еще несколько лет. Отстоять этот форпост, этот окоп. Подрастет молодежь, построят заводы, фабрики, биологи создадут сорта злаковых, которым никакая засуха не страшна, восстановят лесозащитные полосы, ирригацию какую-нибудь развернут, накопят резервы, двинутся дальше – на Юг… В городе могут решать что угодно, они дальше своих кольцевых застав не заглядывают, а мы тут – один на один с Мертвыми Землями… И пока мы здесь, все, что за нами – наше. А если отступим, оно будет ничье, чужое. Сюда придет тот же такыр!..
До какой степени Комендант взбудоражен ясно становится по тому, что он интересуется у меня, на кого из молодежи, способной владеть оружием, мы в случае чего можем рассчитывать.
Я осторожно спрашиваю:
- В случае чего – это что?
- В случае чего – это когда вот так. – Комендант чиркает ладонью по горлу. – На кого мы тогда можем рассчитывать? Ну – на тебя, на Ясида, это понятно… А вот как Зяблик, Леха Воропаев, Олежек Тимпан?
Я разочаровываю его: и Зяблик, и Тимпан, и Леха уже с неделю, не меньше, ходят на радения к Колдуну.
Комендант скрипит зубами:
- Черт-те что!.. Того и гляди главным у нас станет этот носатый хмырь. Знаешь, что они учудили ночью? Десять баб… извини – женщин… из этой долбанной секты… разделись, понимаешь ли, догола и деревянной сохой – специально сколотили соху – пробуровили борозду по всей южной окраине. Оградили нас, значит, от нашествия темных сил. Бабы тащили соху, Захар шествовал впереди – завывал… Молитвы свои исполнял… Это ж рехнуться можно! Слышал, небось, его песнопения?.. Черт-те что!.. Да остался в этом Поселке хотя бы один здравомыслящий человек?
На этот вопрос ответа у меня нет. Но от услышанного я растерян и взбудоражен не меньше, чем Комендант. Значит – что? Значит, Захар, то есть Колдун, от молитв переходит к активным действиям?
Ничего хорошего это нам не сулит.
- А беженцы, скорее всего, не дойдут, - говорит Комендант. – Я вчера связался с Экосоветом, попросил выслать навстречу им хотя бы пару грузовиков. Знаешь, что они мне ответили? Лимит на бензин в этом месяце уже выбран… Слушай, может, нам самим отправиться в город да перестрелять к чертям весь этот Экосовет?..
Я пытаюсь успокоить его:
- Сто километров… В общем, немного…
- Нет, они не дойдут… - Комендант берет себя за мизинец и выворачивает его, словно хочет сломать. Проступают кости на сухом, узком лице. – Вот видишь, Егор, как это все… Для того, чтобы выжить самим, мы вчера вытолкали отсюда… фактически обрекли на смерть… почти пятьдесят человек…
Комендант задыхается. На горле у него вздуваются струнные жилы:
- Пятьдесят человек убили… Зачем?..
Далее я иду к Серафиме. Точней – к Серафиме Яковлевне, как принято называть мать Аглаи. Я несу ей бутыль воды, отлитой, несмотря на яростные возражения Лельки, из наших скудных запасов. Воду Серафима принимает благосклонно, как должное, однако первые же ее слова меня ошарашивают:
- Лаечка так рада, Егор, что вы ее наконец навестили! Так рада, так рада, Егор!.. Вы – молодец!.. Для нее – это настоящий праздник!..
Голова Серафимы покрыта платком. Балахон из крашеной простыни, который она недавно стала носить, подвязан веревкой. По дому, да и по улице вероятно,
