изучал меня, и выяснил, что я подхожу для его поручения.
Голос приказал мне идти вслед за дирижаблем. Я согласился. Д-дирижабль привел меня на пустырь… тот самый… а п-потом я спустился в подвал… там была свалка и страшный робот… робот не напал, потому что п-подчинялся высокому человеку в белой маске, который и говорил со мной через динамик. Мне этот человек показался знакомым, но я не понял, к-кто это. Маска изменяла голос. Но это т-точно был не историк Павел Федорович, тот маленький.
Человек сказал, что к-камень может навсегда сделать меня таким, как сейчас.
А еще сказал, что к-когда я поеду в пионерский лагерь, мне надо будет сходить на старую военную базу и утащить из лаборатории камень… такой же, как этот, до которого я дотронулся, потому что этот уже п-почти выдохся.
Военные ушли с базы, когда там начала твориться какая-то жуть. Человек в маске со своим, как он сказал, сумасшедшим коллегой, п-пытался достать камень, но ничего не вышло. Подземелье будто ожило и набросилось на них. Робот, которого они взяли с собой, забрался д-дальше, но попал в какой-то движущийся механизм, или что-то откусило ему половину тела.
П-потом стало известно, что деревенские мальчишки лазили в подземелье, пусть и не очень далеко, и с ними н-ничего не случилось. Значит, д-детей оно обнаруживает не сразу. А лаборатория п-почти рядом от входа. На всякий случай, добавил он, можно сделать бомбы-вспышки, потому что яркого света подземные обитатели не любят.
Камень я буду д-должен отдать ему. Со мной и моими друзьями-любителями космоса он ничего не сделает, но другим людям его д-давать нельзя. Тут человек засмеялся и добавил "пока нельзя". Затем он с-сам найдет меня сам или передаст записку, в которой будет сказано, куда п-положить камень.
И… он д-добавил, что если я скажу друзьям о нашем разговоре, то они не поверят в эту затею. Не поверят, что к-камень принесет пользу мне и всему миру. А втайне от них получить камень н-не выйдет. Но им, сказал ч-человек, все равно скоро надоест со мной общаться, потому что от меня много п-проблем.
Я вернулся домой и уснул, а когда проснулся, все было по-прежнему. По-прежнему хотелось н-никого не видеть и обходить людей стороной. И я стал д-думать, не приснилось ли мне все, поэтому повел вас в подвал. Г-глянуть издалека и уйти, хотя получилось иначе.
А потом… я испугался, что тот человек хочет ч-чего-то плохого. У меня было два пути… оставить все, как прежде, или п-попробовать… Мне очень хотелось измениться, поэтому я вас и обманывал. Я думал идти на базу один… жаль, это б-было невозможно. Но к-когда мы вернулись из лагеря, я решил, что всем угрожает опасность… что так нельзя, даже если камень меня вылечит… Но рассказать вам о том, что случилось, я не смог.
О з-заводе я не знал. И о секретном проходе. Н-не знал, кто этот человек в маске. Много чего не знал. И сейчас многое не п-понимаю. Простите меня.
22
Глеб опять надолго замолчал.
— Я до конца не верил ч-человеку в маске. Не верил, что у меня будет д-другая жизнь. Я хотел играть с футболистами, п-потому что мы не могли выиграть. Потому что безнадежно. Я учился не сдаваться, когда надеяться не на что.
Глеб проверил шнурки, встал и затянул потуже ремень.
— Г-готовы?
Мы ничего не ответили. Совсем ничего.
— К-кидайте, и я побегу. Прощайте.
23
Зверь очнулся, когда мы спустились на половину лестницы. Как он мог услышать, не знаю. Муха летит громче, чем мы ставим ноги. Телепатическая зона вокруг него? Хотя какая разница сейчас.
Порошковых бомб у нас четыре. Будет ли от них польза — не уверен. Зверь от пылесоса убегал, только если мы на балконе стояли, а когда сражение шло внизу, он горел и продолжал ползти к нам, разве что медленнее.
Монстр открыл глаза, но пока не напал. Ждет, что мы подойдем еще ближе? Мы идем. Еще шаг, еще… Миновали уже две трети ступенек… Он зашевелился и заерзал, наверное, приготовился.
Пора!
Четыре газетных свертка влетели в его шкуру и вспыхнули маленькими кострами. Зверь заревел так, что заболели уши, но отскочил.
Глеб спрыгнул на пол и побежал вдаль, в темноту. Монстр вытаращился на него, не ожидая такой наглости, и бросился следом, разбрасывая по пути искры. Глеб обернулся, что-то закричал и махнул руками, мол, вот я, поймай, если сумеешь, а потом рванул, как на физкультуре стометровку.
Когда Глеб и монстр оказались далеко, мы подскочили к трапу. Он заскрипел, но легко проехал на своих колесиках и ткнулся резиновыми накладками в бок космолета. Мы взлетели наверх.
Дверной рычаг спрятался под пластиной термоизоляции. Ее, как я припоминаю, так просто не снимешь, надо поддеть и крутить, поэтому поддели и выкрутили… Держится он на предохранительной защелке, чтоб ни в коем случае сам не открылся. Сняли ее, опустили рычаг, и дверь пружинисто распахнулась. Ура!
Мы заглянули внутрь. Там все, как в любом уважающем себя космическом корабле — непонятные приборы, лампочки, тумблеры, провода… Через круглые иллюминаторы из цеха попадает немного света. Или тьмы. Правильно и так, и так.
— Глеб, — заорали мы, высовываясь из двери, — беги сюда!
В ответ раздался лишь рев чудовища.
— Глеб! Глеееб!
Вот он! Бежит со всех ног, хотя ноги от усталости заплетаются. Только не упади!
За ним на приличном расстоянии — монстр. Глеб, наверное, петлял между станков, как заяц-шахматист, и запутал его паутинные мозги.
Глеб, спотыкаясь, вбежал к нам по трапу и упал. Сил у него не осталось. А мы быстро заперли дверь. Так, чтоб снаружи не открылась.
При свете фонариков внутренности корабля просто невероятны. Миллиард кнопок и выключателей. Как космонавты с ними управляются? Или они все немножко Глебы?
Тут раздался удар. Космолет кто-то ударил, причем этот кто-то — инопланетный монстр. Удар был страшной силы, но дело в том, что космические корабли очень прочные. Особенно старые, в которых предупреждение от метеоритов работало еще на троечку и камешки частенько бились
