Глава 29
Дверь за Патрицией закрылась, и Джилл спросила, помолчав:
— Майк, а теперь что?
— Уедем, Джилл.
— …?
— Ты ведь читала книги по патопсихологии?
— Меньше, чем ты.
— Но ты знакома с символикой татуировок? И с тем, что означают змеи?
— Конечно. Едва я познакомилась с Пэтти, как вспомнила. Я думала, ты ей поможешь.
— Раньше не мог, пока мы не стали братьями. Теперь другое дело. Секс — благо, он помогает. Но только в том случае, если делишься с кем-то, если сливаешься. Я грокаю: а что, если бы я делал это без слияния? Нет, не представляю.
— А я грокаю, что ты бы не смог, Майк. Вот одна из причин, по которым я в тебя влюбилась.
— Я еще не грокаю «любовь». Джилл, я и «людей» не грокаю. Но мне не хотелось, чтобы Пэт уходила.
(«Джилл, идет ожидание».
«Да, знаю».)
— Думаешь, мы можем дать ей все необходимое? Сомневаюсь. Она хочет отдавать себя всю и всегда. Ей мало сборищ «Счастья», змей, татуировок. Вот положить себя на алтарь целого мира, да чтоб человечество осчастливить! Эти «Новые Откровения»… Здесь все зависит от восприятия человека. А для Пэт они и вправду «Откровения».
— Майк, милый мой Майк…
— Пора уходить. Выбери платье, возьми сумочку, остальное я уберу.
Джилл с грустью подумала, что хотела бы захватить кое-что с собой, но Майк всегда переезжал лишь с тем, что на нем было надето. Похоже, он грокал, что ей тоже так нравится.
— Надену вот это голубое, оно хорошенькое.
Платье подплыло к ней, само наделось; затем подошли туфли, она сунула в них ноги.
— Я готова.
Майк уловил «аромат» ее мысли, не смысл. Для марсианина он был слишком чужд. И все же заволновался:
— Джилл, может, надо задержаться и оформить брак?
Она задумалась.
— Сегодня воскресенье. Нет, мы не получим разрешения.
— Тогда завтра. Я грокаю, что тебе это понравится.
— Нет, Майк.
— Почему, Джилл?
— Мы не станем ближе. Мы ведь уже разделили воду. И по-марсиански, и по-английски.
— Да.
— Еще есть причина, чисто по-английски, даже по-человечески. Не хочу, чтобы Доркас, Энн, Мириам, еще Пэтти решили, что я их вытесняю.
— Джилл, ни одна из них не станет так думать.
— Не хочу рисковать, ни к чему. Ты ведь уже женился на мне, в больничной палате, сто лет назад. — Она заколебалась. — Правда, ты мог бы кое-что приятное для меня сделать.
— Что, Джилл?
— Ну, ты мог бы называть меня ласково, как я тебя.
— Да, Джилл. А какими словами?
— О! — Она чмокнула его в щеку, — Майк, лучше тебя никого нет, но ты единственный мужчина на обеих планетах, кто может без труда вывести меня из себя! Неважно, называй меня иногда «маленький брат», у меня внутри все сразу дрожит…
— Да, мой Маленький Брат.
— Ой, Господи! Идем отсюда, а не то я затащу тебя в постель… Встретимся внизу, я пойду расплачусь — Она поспешно вышла.
Они сели на первый же автобус «Грейхаунд», не узнав, куда он едет. Только через неделю они заехали домой, разделили воду с родными, погостили несколько дней и уехали, не прощаясь, — Майк не выносил прощаний и говорил «до свидания» лишь чужим.
Приехав в Лас-Вегас, они остановились в отеле. Майк изучал азартные игры, а Джилл решила повыступать, просто так, чтобы убить время. Плясать и петь она не умела; а вот ходить по сцене в невероятной высоты цилиндре, с улыбкой на лице и полосочкой мишуры на бедрах ей понравилось. Подходящее занятие в западном Вавилоне. Все равно ее спутник был занят, и она предпочитала работать: стоило ей выбрать место, как Майк тут же устраивал ее туда. Казино же были открыты круглосуточно, и Майк постоянно пропадал там.
Он следил за тем, чтобы не слишком много и часто выигрывать. Джилл установила пределы выигрышей. Выиграв довольно приличную сумму в каждом казино, он проиграл ее там же, так что его не сочли крупным игроком. Затем он устроился крупье. Не вмешиваясь в движение шарика, он пытался грокнуть, почему люди играют в азартные игры. Он чувствовал мощный порыв, сходный с сексуальным, но чувствовал также его неестественность.
Джилл сначала показалось, что в ресторанах-дворцах посетители такие же лопухи, как везде. И нечего обращать на них внимание. Но вдруг она заметила, что демонстрировать себя лопухам чертовски приятно. Понятно, Джилл и раньше нравилось, когда симпатичный мужчина оглядывался ей вслед. Ее здорово обижало, что Майк не замечает всей красоты ее тела. Но, впрочем, внимания он уделял этому телу столько, сколько вообще может пожелать женщина…
…если он не был слишком занят. Но даже в таких случаях он бывал щедр, позволяя ей вызывать его из транса; переключал скорости не жалуясь — и всегда бывал радостный, любящий, нетерпеливый…
И все-таки он не умел смеяться!..
Может быть, решила Джилл, ей нравилось чужое восхищение ее телом, потому что Майк этого не умел.
Старые, лысые, толстые лопухи. Что в них привлекательного? Джилл всю жизнь терпеть не могла этот тип похотливых старых козлов. Нет, «просто» старики здесь ни при чем. Вот Джубал: и глядел на нее, и пакости говорил, но ведь ни разу у нее не возникло ощущения, что он мечтает полапать ее где-нибудь в уголке.
Но что выходило теперь? Оказалось, что эти-то взаправдашние похотливые козлы ничуть ее не злят. Вот они глазеют на нее, часто с вожделением, и ничего! Никакой злости, наоборот, становилось как-то уютно, тепло, мягко.
«Эксгибиционизм», для нее всегда был лишь болезнью, она презирала его как слабость. Но теперь, откопав в себе нечто подобное и изучив свои ощущения, она решила: либо такая форма нарциссизма нормальна, либо она сама не в порядке. Но ничего не нормального она не чувствовала, напротив, она была здоровее, чем когда-либо. Она и раньше отличалась, завидным здоровьем, ведь медсестрам это необходимо. Но теперь у нее не было ни насморка, ни расстройства желудка за… она не могла вспомнить, с каких пор у нее даже обычных спазмов не возникало.
Ладно, если здоровой женщине нравится, когда на нее смотрят — значит, здоровым мужчинам нравится то, что они видят, так же верно, как то, что за днем следует ночь; иначе смысла во всем нет никакого! И тут она наконец поняла умом Дюка со всеми его картинками.
Майк, с которым она поделилась открытием, ни ее, ни Дюка не понял. Ну, если не желаешь, чтоб тебя трогали, или сам не хочешь дотронуться до кого-то — это как раз понятно. Сам Майк, к примеру, не переносил рукопожатий. Он желал, чтоб его особы касались только «братья по воде». (Джилл не знала, далеко ли простирается эта его неприязнь к прикосновениям. Во всяком случае, прочитав про гомосексуализм, он ничего не грокнул. Она сама, как могла, просветила его, а заодно и научила избегать «приколов». Майк был хорош, как девушка. Пришлось слегка изменить лицо. Хотя кто знает, отказал ли бы Майк Дюку… Но, к счастью, все братья Майка по воде — и мужчины, и женщины — были настоящими. А если что, Майк грокнет «неправильность» в этих межполых беднягах, решила Джилл, и не станет делить с ними воду.)
