Витька вызвал из потока машину, уселся и ввел координаты – Дворец пионеров. Машина неслась в потоке по Ленинскому проспекту, и когда они сворачивали на Косыгина, Витька улыбнулся и мысленно отсалютовал большому железному человеку, устремленному в небо.
Вовка, конечно, уже был на месте. Он подчеркнуто угрюмо полировал рынду. Выждав паузу, он сказал сурово, не отрываясь от работы:
— Четыре с половиной минуты.
— Виноват, товарищ капитан, — признал свою вину Витька, но Спицин будто его и не слышал.
— А ты знаешь, сколько не хватило Йохансону, чтобы спасти экипаж Лозинского?
Витька набычился и обиженно засопел. Любой первоклассник в Союзе знал, что пришедшим на помощь шведам не хватило сорок две секунды для того, чтобы их генераторы вышли на необходимую мощность, и специальная машина смогла остановить схождение льдин на месте погружения глубоководного аппарата «Мир-9». Академик Лозинский и еще два человека из его экипажа погибли подо льдами Арктики, изучая океанское дно. Спицин, видимо понял, что перегнул палку, и спросил уже менее сердито:
— Отца не показали?
— Нет. Марс показали. Там им туго сейчас – атмосфера пока нестабильна.
— Карамба! — выругался капитан и зло шлепнул ладонью по планширу.
— Ты чего? — осторожно спросил Витька.
— Вот подумай, нам сейчас двенадцать. Через пять лет окончим школу, потом еще пять лет в институте учиться.
— Еще армия.
— Ага, обязательно – плюс два года. Это же еще двенадцать лет пройдет, пока мы сможем в космический отряд попасть. Да к тому времени на Марсе уже яблоки будут собирать, и слетать туда будет также просто, как сейчас на каникулы в Евпаторию. Всю солнечную систему к тому времени исследуют вдоль и поперек, и нам ничего не останется.
— Знаешь, Вов, — осторожно начал Витька о том, о чем давно собирался сказать другу, — я наверно в космосе не хочу работать.
— Как это? — удивился Спицин.
— Ну, вот ты говоришь, что всю солнечную систему исследуют, а на самом деле, на Земле еще куча тайн, которые не раскрыты толком. Я наверно археологом буду. Или геологом – не решил пока. А космоса еще надолго хватит, до тау Кита всего три световых года. Вот ты и полетишь.
Вовка задумчиво вытер ветошью руки от шлифовальной пасты и неожиданно предложил:
— Давай посмотрим, вдруг Японию покажут и твоего отца.
Витька включил допотопный визор. Несколько лет назад ребята из радиокружка собрали его из старых чипов – еще кремниевых, на технологии десять нанометров. Изображение, конечно, было не объемное, сквозь него иногда видно было стену, но сигнал он держал надежно.
На экране появился крупный мужчина в термокомбинезоне с накинутым на голову меховым капюшоном. Из-под капюшона виднелась только заиндевелая борода, да темные очки. Мужчина расхаживал туда-сюда, и снег скрипел на морозе под его грузными шагами. Рядом стояла группа человек из десяти.
— Яков Соломонович… — виновато начал один из стоявших. Витька восхищенно проговорил:
— Это же Антарктида.
— Ага, — кивнул Володька, — Гагарин – начальник станции «Восток».
— Яков Соломонович… — виновато начал Ветров.
Высокий грузный человек, словно только этого ждал. Он резко остановился и пробасил хриплым от мороза голосом:
— Что, «Яков Соломонович»? Пятьдесят три года Яков Соломонович. Я тебя позавчера просил к американцам на базу за силикон-графитовой смазкой съездить? Что ты молчишь, Валера? Просил или не просил?
— Просили, — понурился Ветров.
— Ты съездил?
— Съездил он, — неожиданно вмешалась Леночка Бутько своим звонким голосом. — Обменял нашу сгущенку на грампластинки.
— Представляете, — виновато и растерянно улыбнулся Валера Ветров, — виниловый альбом Орнетта Коулмена.
— А смазка?
— Нет у американцев графита, — снова понурил голову Валера.
— Ты понимаешь, что без графита мы редуктор запорем через пятнадцать минут?
— Ну, кто же мог знать? — виновато развел руками Валера, а Леночка уткнулась ему в грудь и кажется заплакала.
— Яков Соломонович, — растерянно сказал Валера Ветров, — они там внизу… погибнут?
— Отставить панику, — вновь хрипло пробасил начальник станции. — Никто не погибнет. Значит так, слушайте меня внимательно.
Гагарин на несколько секунд замолчал, собираясь с мыслями, потом заговорил быстро и отчетливо:
— Ситуация на данный момент такова. Сегодня в двенадцать-тридцать семь по Московскому времени на станции «Восток» был осуществлен спуск батискафа с экипажем из двух человек. Сейчас профессор Малышев и оператор глубоководного аппарата Погосян находятся в водах реликтового озера материка Антарктида почти под четырехкилометровой толщей льда…
Подъехал вездеход со звездно-полосатым флагом на борту, из него выбрались несколько человек и подошли к собравшимся. Леночка начала быстро переводить им вполголоса.
— Проблема в том, — продолжал Гагарин, — что мы не учли возможной штормовой активности в материковом подледном озере. В результате аппарат далеко отнесло от места спуска. И это была бы не беда, поскольку вход в шахту для подъема они должны были найти по радиомаяку, закрепленному на нижней кромке льда перед спуском. Но радиомаяк был сорван. Запаса кислорода у экипажа, — Гагарин посмотрел на хронометр, — остается на два часа тридцать минут. Если учесть, что после закрепления маяка, им понадобится около часа, чтобы выйти к точке пеленга, то времени у нас в обрез.
— Сколько времени уйдет на спуск радиомаяка? — спросил один из американцев по-русски.
— Учитывая, что силикон-графита у нас нет, то чтобы не запороть редуктор, самое быстрое – час. Американец присвистнул.
— Но проблема вот в чем, — почесал рукавицей заиндевевшую бороду Гагарин, — радиомаяк необходимо закрепить, сориентировать и синхронизировать с пультом диспетчера наверху, чтобы мы смогли правильно завести аппарат в ствол шахты и управлять им, пока он сам будет подниматься по стенам. Поэтому кому-то придется спуститься вниз.
— Разрешите мне, Яков Соломонович, — немедленно выступил вперед Ветров.
— Вниз пойду я, — отрезал Гагарин.
— Я же легче вас почти в два раза.
— Авдеев! Андрюша! — крикнул начальник станции. — Сколько твой нейлон дает собственного веса?
— Двенадцать кило на сотню метров, — мрачно отозвался старший механик.
— А на разрыв?
— Тонны две при такой температуре.
— Ну, вот. Полтонны, плюс я под сотню, да маяк полтинник – запас, выходит, приличный. Отлично, Андрюша, — тихо проговорил Гагарин, и вдруг взорвался. — Я вот только одного не понимаю, Андрей. В космос летаем, на Луне второй купол ставим. На Марсе картошку сажаем! А силикон-графита на антарктической станции нет. Я уже не говорю о новом вакуумном редукторе. Как так получается? Все молчали, и Гагарин сказал, уже спокойно:
