— Следуй вон по той дороге, — сказал Мудро Выглядевший Человек, показывая ее. — С политической точки зрения она известна как большая дорога.
— Благодарю, — сказал Джамрах и уже собрался было ступить на большую дорогу, как Мудро Выглядевший Человек заметил:
— А какой примерно суммой ты собираешься отблагодарить меня? Не думаешь же ты, что я сижу здесь с целью поправить свое здоровье?
Поскольку Джамрах стал богатым неслучайно, он подбросил кое-что своему консультанту и, поспешив дальше, скоро пришел к заставе, которую охранял Благожелательный Джентльмен. Он подкинул сколько-то и ему и получил разрешение пройти; немного погодя он подошел к мосту через воображаемый ручей, где Инженер-Строитель потребовал выдать ему что-нибудь в пользу своего предприятия, что и было сделано. Становилось уже совсем поздно, когда Джамрах приблизился к берегу чего-то такого, что при ближайшем рассмотрении оказалось морем черных чернил, и тут дорога кончалась. Увидев Перевозчика, Джамрах что-то заплатил и ему и уже приготовился было сесть в лодку, когда Перевозчик сказал:
— Нет-нет, так не пойдет! Сунь голову вот в эту петлю, и я перетащу тебя в лодку на веревке. Другого пути нет, — добавил он, заметив, что пассажир готов начать жаловаться на неудобства такого способа посадки.
Через некоторое время Джамрах, полузадушенный и с ног до головы измазанный грязными водами, был перетащен в лодку и перевезен.
— Теперь, — сказал Перевозчик, вытащив его на берег и освободив его от петли, — вы в Городе Примечательных Политических Достоинств. В нем насчитывается пятьдесят миллионов жителей, и, поскольку краска этой Грязной Лужи никогда не смывается, все они похожи друг на друга.
— Боже мой! — плача воскликнул Джамрах, скорбя о потере всего, что у него было и что ушло на чаевые и пошлины. — Я поеду с вами назад!
— Не думаю, чтобы вам это удалось, — сказал Перевозчик, отталкиваясь. — Этот город находится на острове Невозвращения!
Торопившийся Человек, чьи часы были заняты его адвокатом, спросил у Серьезной Личности, сколько времени.
— Я слышал, как вы задавали тот же самый вопрос Вон Тому Человеку, — сказала Серьезная Личность. — Какой ответ вы получили?
— Он сказал, что сейчас около трех часов, — сказал Торопившийся Человек, — но он даже не посмотрел на свои часы, а поскольку солнце уже почти село, я думаю, что сейчас гораздо позже!
— Тот факт, что солнце уже почти село, — сказала Серьезная Личность, — нематериален, но тот факт, что он не принял во внимание показания своих часов и дал ответ, полагаясь лишь на собственное умозаключение, — весьма пагубен. Данный ответ, — продолжала Серьезная Личность, сверяясь со своими часами, — недействителен и не имеет никакой силы.
— Сколько же, в таком случае, сейчас времени? — спросил Торопившийся Человек.
— Вопрос переадресовывается к Вон Тому Человеку для получения нового ответа, — ответила Серьезная Личность, опуская часы в карман и с величайшим достоинством продолжая прерванный путь.
Это был Судья Апелляционного Суда.
Однажды великолепным летним днем в недавней части вечности, там, где Тени всех великих писателей в райских садах на ложе из травы-муравы отдыхали под балдахинами из желтых нарциссов и где каждый их них был несказанно счастлив, слушая, как все остальные читают вслух только его собственные сочинения (так Юпитер заколдовал их уши), неожиданно появилась Тень, которой никто не знал. Она (а вновь прибывшая предъявила столь неоспоримые доказательства пола, как коротко остриженные волосы и мужеподобную походку) с победоносным видом заняла место в самом центре, и, высокомерно улыбнувшись, заявила:
— После веков притеснений я вырвала, наконец, свои права у шайки самовлюбленных богов. На земле я была Поэтессой Форм и пела невнимательным ушам; отныне — вечности, почестей и славы.
Но этому не суждено было сбыться, и вскоре она стала несчастнейшей из бессмертных, тщетно надеясь когда-нибудь убраться к черту из Рая, поскольку Юпитер не заколдовал ее уши, и она не могла не слышать извергавшихся из уст каждой благословенной Тени непрерывных потоков цитат из их собственных сочинений. Более того, ей было отказано и в счастьи цитировать собственные поэмы, и она не могла вспомнить из них не единой строчки, так как Юпитер распорядился, чтобы память о них пребывала в преисподней как часть поистине дьявольской машины.
42. Неизменившийся Дипломат
Республика Мадагония в течение долгого времени была достойна представлена при дворе Короля Патагаскара офицером в звании Фата, но однажды Мадагонский Парламент возвел его в чин Франта. На следующий день после того, как он узнал о своем новом звании, он поспешил информировать об этом Короля Патагаскара.
— Ах, да, я понимаю, — сказал Король. — Вы повышены в чине, вам увеличили жалованье и содержанье. Утверждено назначение?
— Да, Ваше Величество.
— И теперь у вас две головы, не так ли?
— О, нет, Ваше Величество, — только одна, уверяю вас.
— В самом деле? А сколько рук и ног?
— По две, сэр, — только по две.
— И только одно тело?!
— Только одно, как вы сами понимаете.
Задумчиво сдвинув на затылок корону и почесав свою королевскую лысину, Король некоторое время помолчал и сказал:
— Я думаю, что вакансия была использована неправильно. Кажется, вы тот же самый круглый болван, каким были и раньше!
Набожный Человек, перегрузивший свой желудок жареной дичью, свидетельствуя свою признательность Небесам за то, что они помогли ему избежать многочисленных бед, доставшихся другим, уснул за столом и увидел сон. Ему приснилось, что он живет в стране, где утки — правящий класс, и что каждый год они устраивают праздник, чтобы засвидетельствовать свою признательность Небесам за то, что они сохранили им жизнь сейчас, чтобы убить их позже. Однажды, за неделю до очередного праздника, он встретил Самого Главного Индюка, Верховного Жреца, и тот сказал ему:
— Будьте добры, приведите себя в порядок и подготовьтесь к обеду в День Благодарения.
— О, Ваше Превосходительство, — с восторженной улыбкой ответил Набожный Человек, — уверяю вас, я приду голодным! Ведь это немалая честь — обедать с Вашим Превосходительством!
Верховный Жрец внимательно посмотрел на него и сказал:
— Как от одного из низших домашних животных, от тебя нельзя ожидать, что ты знаешь хоть что-нибудь, но кое-что тебе все-таки следовало бы знать. Но раз уж ты и этого не знаешь, позволь заметить, что готовиться к обеду — это одно, а быть приготовленным к обеду — совсем другое.
