известным персонам снимается магнитная сигнатура звонящего, хотя и это мне сейчас нужно меньше всего. Хуже другое. В телефонной записной книжке Карлито нет перечисленных номеров. Потому что часть их ему попросту неизвестна, а оставшиеся знает… э, знал слишком хорошо, чтобы тратить на них электронную память: своей хватало. И что делать?
Соврать, что номер мне продиктовал Генри? Может сработать. Но тогда придется ждать приезда кавалерии во главе с Петером и отвечать на кучу неудобных вопросов. Как мальчик оказался у меня? О, это просто: шел-шел и нашел. А как мне достался телефон слуги из сенаторского дома? Тоже нашел? Рядом с трупом? Так может, труп возник не просто так, а моими же усилиями?
Нет уж. Заранее знаю, куда все это приведет. В лучшем случае, к тюремному заключению, в худшем – ещё дальше. Это нестрашно. Мне, по-хорошему, плевать, что случится, но… Только не сейчас. Я должен увидеть, получилось ли у Лил её «колдовство». Если нет, если предпринятые усилия были бесполезны, можно перестать беспокоиться насчет всего на свете. Если да… Тогда будущее тоже станет мне безразлично. Результат один? Похоже. Вот только решающий момент пропускать не хочу, значит…
Нужно искать посредника. Желательно, такого, который исполнит поручение в наилучшем виде и не сможет меня выдать. Или не станет выдавать. Есть такой на примете?
Хозе бы справился, но он, что называется, «вне зоны доступа». Зато всегда и везде на связи…
Такси. Тем более, в городе официальных извозчиков всего двое, один пошикарнее, другой попроще. И в цветах как раз второго разъезжает человек, поступки которого ясно говорят о том, что он – порядочный. А номер пассажирской транспортной компании короткий, запоминающийся сразу и навсегда.
Они, наверное, записывают все вызовы. Обеспечение безопасности, исключение внештатных ситуаций и все такое. Только голос черта с два опознают: в аварийном режиме телефонный аппарат модулирует сигнал особым образом. Что-то там, связанное с мощностью и четкостью в ущерб оригинальным характеристикам. То есть, сообщение в любом случае дойдет до адресата, смысл сохранится, зато тембр и интонации исказятся. Если повезет, до полной неузнаваемости.
– Сеньорита? О, какой у вас приятный голос, намного приятнее, чем мои обстоятельства… Чем вы можете мне помочь? Блаженная самаритянка, вас мне послал сам Господь! Видите ли, я сейчас очень-очень нуждаюсь в помощи, особенно в средстве передвижения, потому что сам двигаться, увы, не могу. Что случилось, спрашиваете? Да дурость взыграла, она проклятая… Говорила мне мама не ходить туда, где можно подвернуть ногу, так разве я слушал? Вот и сижу, не знаю, что делать, хорошо хоть не на телефоне… То есть, на телефоне, конечно, но не в том смысле, сеньорита, не в том! Да, вы очень меня обяжете, если пришлете машину. Только есть одна просьба, огромная, как океан. У вас работает мой знакомый, так вот, присылайте именно его, он маме не расскажет, что и как. Ну, вы понимаете? Как зовут? Муньес. Нанду Муньес. Да-да, конечно! Свободен сейчас? Вы не могли меня обрадовать больше, прекрасная сеньорита! Откуда знаю, что прекрасная? Да вы другой просто не можете быть! Куда ехать? Я разве не сказал? Вот пустая голова… Это рядом с Низиной, сразу за Седьмым северным кварталом. Да, старый лагерь, он самый. Только я не на улице, я в доме. Приметный такой, с крашеной синей жестяной дверью. Скоро будет? Жду с нетерпением!
Машина приехала быстро. Ровно семнадцать минут и двадцать три секунды понадобились Муньесу, чтобы прибыть в назначенное место: я считал. Чтобы не отвлекаться ни на что большее.
Такси замедлило ход в начале вереницы домов, медленно проползло по улочке и остановилось. Не у указанной двери, чуть поодаль. Нанду вышел, осмотрелся, сверяясь с записями в блокноте, потом решительно толкнул жестяной лист и… Застыл на пороге.
Стоял он недолго, намного меньше, чем ехал сюда. Шагнул внутрь. С минуту пропадал в доме, потом вновь появился на улице, и выглядел таксист, прямо скажем, ошарашенным. А в руках нес то, что должен был. Вернее, того.
Бережно усадил Генри или даже уложил на переднее сиденье рядом с водительским, помял в пальцах листок бумаги, рассеянно озираясь по сторонам, захлопнул дверцу, вернулся на свое место и взялся за рацию.
Я не слышал, о чем он переговаривался, но видно, был получены вполне ясные инструкции, потому что по окончанию разговора машина аккуратно двинулась в сторону Низины. Вот теперь можно передохнуть и наконец понять, что… Спину изрядно саднит.
Куртка, одолженная из запасов папаши Ллузи была хороша всем, кроме своего возраста: пополнялась прорехами от любой встречи с чем-нибудь заостренным, особенно с гвоздями и шурупами, торчащими из стен, о которые я обтирался. И защитить толком не защитила: майку дыры с засохшей кровяной окантовкой украшали в тех же самых местах.
Такой вид вызвал бы вопросы. Непременно. Вряд ли кто из прохожих задал бы их мне напрямую, но на ум положил бы точно – до первого заинтересованного интервьюера. Нужно раздобыть какую-нибудь новую тряпку. Или вернее, новую старую: этого добра повсюду должно быть вдоволь.
Но так только думалось, а на самом деле, поиски затянулись. Если в том квартале, где я повстречал Карлито и Анхеля, многие дома стояли практически нетронутыми «полными чашами», то здесь, ближе к границе обитаемого города, воришки явно чувствовали себя смелее. Пришлось снова углубляться в лабиринты старого лагеря, попутно осматривая территории следующего рабочего дня и матерясь всякий раз, когда одежда все-таки попадалась на глаза. Карлики тут одни жили, что ли? Ни одной куртки моего размера на целую квадратную милю!
И все-таки, я её нашел. Основательно перелопатив горы мусора, насквозь пропылившись и прочихавшись. Примерно того же фасона, примерно в том же состоянии. Отчаянно-желтого цвета, правда. Выглядел я в ней, наверное, кенаром-переростком, но на лице Петера, остановившего машину за пару дюймов от меня, выкарабкавшегося из лачуги на свет божий, улыбки не возникло. Как не возникало никогда, по определению.
– Ты. - Он не спрашивал. Разговаривал сам с собой. Даже не со своим подчиненным по правую руку. - Опять и снова.
– И вам доброго дня, сеньор.
– В каждой точке напряжения.
– Шеф?
Охранник сдвинулся в сторону двери, готовый в любой момент добраться до меня, но Петер никак не отреагировал на проявленное усердие. Смотрел, не отрываясь, только взгляд у него при этом почему-то был отсутствующий. Абсолютно.
И все-таки, вопроса я дождался. Лишенного всех возможных эмоций.
– Что ты здесь делаешь?
– Работаю.
– С брошенным имуществом?
– Брошенным. Выкинутым.