положил планшет на кухонный стол.
– Небольшая пристройка к человеческому организму. К той его части, что и так является искусственной. Единственная неприятность, что мощности заряда хватает всего на несколько минут, поэтому память постоянно обнуляется. Но нам повезло: в момент клинической смерти механизм блокировки отключается, и пишется все подряд. Пока хватает места. Пройди между вашим разговором и смертью Карлоса чуть больше времени, мы бы не увидели ничего существенного.
Вот так новость. Только не говорите мне, что всю эту информацию, если она хранится в человеческом теле, нельзя считывать динамически. В доме же могут повсюду быть натыканы приемники и передатчики, да?
– И много у вас таких ходячих камер?
– Теперь, когда эффективность метода доказана, к сожалению, с помощью человеческих жертв, их станет больше. Но разговор идет не о новинках технического прогресса.
Конечно. И Петер у меня за спиной находится не в качестве мебели.
– Вы были там, отрицать бесполезно.
Это я уже понял. Осталось только дождаться судейского резюме. Если доживу до суда.
– Как вы там оказались?
– Работал.
Недоумение, изображенное приподнятой бровью.
– Можете справиться у моего начальства. Переписывал мусор. Для составления графика работ по вывозу.
Короткий взгляд в сторону телохранителя. Движение воздуха над моим плечом, явно означающее кивок.
– И в одном из домов вы встретили Карлоса?
– Именно так.
– Он говорил с вами, как с приятелем. Вы знакомы?
Все это можно проверить, а значит, нет смысла врать или отмалчиваться.
– Виделись пару раз. На ярмарке. В городе. Выпивали вместе однажды.
– Из его слов, обращенных к вам, следует, что о мальчике вы ничего не знали.
– Ну да. Увидел и удивился. На самом деле.
Не просто удивился, конечно. Чуть в ступор не впал, и видеозапись это показывает ясно и четко.
– Карлос предлагал вам уйти. Неоднократно, хотя разговор длился всего пару минут. Почему же вы остались? Решили принять участие в происходящем, я полагаю. Но с какой целью?
Поделить на двоих славу и почести, с какой же ещё?
– Не думал, что он все это серьезно. Мальчишка казался больным, а Карлос не замечал. Вот я и решил с ним ещё поговорить насчет ребенка. Мало ли что могло случиться?
– И случилось.
Сенатор подошел к плите, принюхался.
– Нальете мне кофе? А впрочем не беспокойтесь: я сам угощусь.
– Сеньор!
О, это Петер. Прямо у меня над ухом.
– В чем дело?
– Это может быть небезопасным.
– Хотите сказать, отравлюсь? Судя по запаху, вряд ли.
– Вы прекрасно понимаете, о чем идет речь.
Турка в руке сенатора не вздрогнула ни разу, пока кофе лился в кружку.
– О моем визите сюда никто не мог узнать заранее. Кроме тебя и пары твоих доверенных людей. Потому весьма маловероятно, практически невозможно, что этот молодой человек заранее готовился причинить вред лично мне. Но даже если и так…
В словах Джозефа и сомнениях его телохранителя не было ничего неожиданного. Больше того, ещё месяц назад я бы целиком и полностью поддержал их логику. Потому что она привычна, понятна и обоснована. В другой жизни. Там, на склонах Сьерра-Винго, откуда все прочее кажется крохотным… Нет, не так. Ничтожным.
Но даже тогда, даже в той далекой реальности у меня ни разу не возникало подобных опасений. Подумать, что сенатора кто-то вдруг захочет убить? Что за бред?! Санта-Оза не видела от сеньора Линкольна ничего настолько дурного, чтобы желать кровопролития.
Я так думал. Раньше. А теперь, учитывая поступок Карлито, надо было подумать снова, и хорошенько. Позже. Когда утихнет обида.
Они имели право подозревать меня во всех смертных грехах. Но черт подери, никто не заставлял их этим правом пользоваться!
– Сенатором больше, сенатором меньше… Никто и не заметит. Нового выберут быстрее, чем сможешь моргнуть. Или сенаторство передается исключительно по наследству? Так какой тогда мне был прок спасать жизнь вашему сыну?
Джозеф переменился в лице. На долю секунды, но так, что это заметили и я, и громила у меня за спиной. Хотя нет, тот среагировал ещё раньше. На первые же слова. И рука, заломленная, прижатая к спине, безжалостно напомнила о свежих ссадинах.
– Эй, полегче! Только заживать начало!
– Что там, Петер?
Хватка слегка ослабла, а рубашку задрали вверх.
– Пустяки. Царапины.
Теперь и сенатор прошел мне за спину. А после минуты молчания спросил:
– Они свежие. Где вы их получили?
– В лагере. Когда пробирался к выходу.
Ещё полминуты молчания.
– Пусть принесут аптечку.
– Сеньор?
– Вы плохо поняли меня, Петер?
Несколько лающих слов по рации. Короткое ожидание. Явление ещё одного парня в черном костюме с полированным чемоданчиком в руках.
– Подсказать, где что лежит, или сами найдете?
Бешенство телохранителя чувствовалось даже затылком. И тем не менее, можно было поспорить хоть на полжизни, что если повернусь, не разгляжу на скуластом лице ни единой эмоции.
– Сделайте все, что полагается. Это официальное распоряжение.
С иглой он обращаться, наверное, умел не хуже опытной медсестры. Должен был уметь. Но уколол так, чтобы недосказанности между нами не оставалось, как говорится.
– Зачем уколы? Или решили из меня ещё одну ходячую камеру сделать? Как из покойного?
Пауза. Мою руку наконец-то оставляют в покое, рубашка возвращается на место, а сенатор снова оказывается передо мной, а не сзади. Но по-прежнему на безопасном расстоянии, конечно же.
– Возможно, я бы не устоял перед таким соблазном, сеньор Ллузи. В целях безопасности и прочих вещей, мало вам понятных и неинтересных. Но тут чисто техническая проблема: проделанное с Карлосом пока не пригодно к внедрению во взрослый, сформировавшийся организм, так что с этой точки зрения вам ничто не угрожает.
– Что тогда кололи?
– Комплексный антидот. Чтобы не было заражения крови или чего-то похуже. Те места, через которые вы проходили, не могут похвастать стерильностью.
Я правильно понимаю? Сенатор проявил трогательную заботу о человеке, которого и видит-то второй раз в жизни? Ну, может, третий. Максимум.
– Не буду говорить, что вы совершили подвиг, не люблю громкие слова. Это был гражданский поступок. Достойный любого. Меня удивляет лишь одно…
Меня тоже. Взгляд. Ваш взгляд, сеньор Линкольн.
– Зачем понадобилась вся эта конспирация? Она могла сработать и сработала бы на отлично, не будь тело Карлоса дополнено особыми свойствами. И очень возможно, что я никогда бы не узнал, кому обязан… Скажем так, бесценной услугой.
Было бы здорово. Но не сложилось, так не сложилось.
– Практика учит, что если человек избегает получения благодарности за свои действия, причины на это чаще всего глубоко личные. Поэтому спрошу напрямую: я в чем-то виноват перед вами?
