class="p1">Пасынку ты никогда не задавал таких вопросов. Вообще не поднимал подобных тем. Человеческих.
– Я сделал или не сделал что-то, важное для вас, сеньор Ллузи?
О нет-нет, сеньор сенатор! Франсиско Ллузи из Низины вы ничего не должны. Ни монеты, ни слова, ни взгляда: и так уже осчастливили. Визитом. Да ещё о здоровье позаботились. Разве можно просить большего?
– Впрочем, можете не отвечать. В любом случае, каковы бы ни были ваши мотивы, значение имеет лишь то, что мой сын возвращен домой целым и невредимым.
Радостно слышать. Значит, доктор Вега был прав в своих рекомендациях.
– И поскольку вы ничего не просите, предложу сам.
Такое выражение редко гостило на лице сенатора. В основном, во время мероприятий, посвященных памяти погибших при Переселении народов. На мемориале, куда он приходил каждый год, но вовсе не ради протокола. Это тоже было что-то личное. Очень.
– Я хочу, чтобы вы были рядом. Со мной. В моей семье. Стали её частью. Вернее, мы хотим, я и моя супруга. У вас будет все необходимое, вы получите лучшее образование, какое только возможно.
У меня галлюцинации начались от петерова укола, что ли?
– Вы отказались уезжать из Санта-Озы? Хорошо. Значит, желаете принести пользу здесь, на своей родине, и в этом я окажу вам любую поддержку, какая понадобится. Но даже если вам просто захочется жить тихо и спокойно… Буду рад помочь осуществлению и такого выбора.
Нет, я точно брежу. Наяву. Можно было бы подумать: сплю, если бы не отголоски боли в спине и руке.
– Мы готовы назвать вас своим сыном. Я и Элена-Луиза. Признаюсь по секрету, она первой высказалась за это.
Вот даже как…
– Вы побледнели? Препарат может вызывать скачки давления, но не волнуйтесь, все быстро нормализуется.
О да. Все придет в норму. Соберу свой скарб, перееду в дом на горе, получу новое удостоверение личности с самой желанной фамилией в Санта-Озе и стану… Как обычно пишут в сказках? Жить долго и счастливо?
Я… Нет, не мечтал об этом. Все перечисленное должно было случиться раньше. Когда ощущалось необходимым. Когда воспринималось, как естественный ход событий, а не пародия на…
Значит, тот, кто жил рядом, тот, готовый сделать все, что потребуется, по первому знаку, был вам ни капельки не нужен? Так и есть. Вы его не замечали. Вернее, тщательно делали вид, будто его не существует. Не собирались пускать в свою жизнь ни на один дюйм. А первый попавшийся бродяга, случайно оказавшийся в нужное время в нужном месте, вдруг заслуживает всех возможных и невозможных почестей?
– Я не прошу вас принимать решение сразу же, боже упаси!
Франсуа Дюпон никогда не был для вас родным, сеньор сенатор. Это понятно и объяснимо. С этим не стоит спорить. Но если вы так легко принимаете чужака, что мешало вам приглядеться поближе к тому, кто всегда находился на расстоянии вытянутой руки?
А может, вы как раз пригляделись? И увидели что-то, не подходящее семье Линкольнов? Уж не знаю, постыдное, глупое или дурное, да и неважно. Меня ведь только звали иначе тогда, в прежней жизни, но человек, который сейчас стоит перед вами – тоже прежний. Ни на йоту не изменившийся. Он был плох для вас, верно? А самое мерзкое, обидное, отвратительное состоит в том, что мне ни за что не свете теперь не узнать, почему.
– Скажу только, что буду ждать.
– Ждать придется недолго.
– Итак?
Знаю, это Твоих рук дело. Твой дар. Щедрый до умопомрачения. Но он предназначен Франсиско, а не Франсуа, так что извини. Возьми обратно этот, подари другой.
– Вы не пришли на ту встречу.
– О, в этом все дело? Я не мог прийти, по серьезным причинам. Личным. Надо было объяснить, каюсь.
– Да бог с ним, с причинами… Мне без разницы. Только вместе со мной был ещё один человек.
– Эстебан Норьега, - кивнул сенатор. – Который также отказался от предложения.
– Он и не стал бы его принимать. Эста… Он шел на ту встречу, полный надежд. Светился от счастья, от предвкушения того, как увидит вас и скажет…
А что он хотел сказать? Черт его знает, бесноватого моего приятеля. Значит, снова придется говорить за него.
– Пойдемте со мной, сеньор сенатор. Тут недалеко. За поворотом.
Балкончик чуть скрипнул, но мужественно выдержал удвоенный вес.
– Посмотрите вокруг. Что вы видите?
Крыши домов до водяной полосы у линии горизонта. Домиков. Игрушечных. Кукольных. И люди, живущие в них, не чувствуют себя живыми. Не рвутся в будущее, не создают настоящее. Даже прошлое и то отставили в сторону.
– Город.
– Да, город… А надо видеть людей.
Солнечная дорожка побежала по воде к берегу, вспрыгнула на крыши.
– Они нуждаются. Не в еде и питье, этого хватает. И не в деньгах: если хочешь, можешь заработать. Нет главного. Желания. Потому что нет целей и смыслов. И город умирает. Не только Низина, хотя она сгинет в первую очередь. Вся Санта-Оза медленно и тихо сойдет на нет, так, что никто и не заметит. Но этого не должно случиться. Я не хочу, чтобы это случилось.
Мозаика жестяных зеркал, отражающих свет зайчиками. Все ближе и ближе.
– Мне ничего не нужно от вас, сеньор сенатор. Нужно им. Понимаете? Сделайте что-нибудь для них, для всех этих людей сразу. Вселите в них надежду, тягу к жизни, наконец. И тогда мы будем в расчете.
Он ушел с балкона первым. Постоял ещё немного рядом, глядя на город, и ушел. Не говоря ни слова. Как отъезжает машина, слышно не было, только видно, но я не стал провожать её взглядом. Наверное, потому что толком сейчас ничего не видел: мешала какая-то вода в глазах. Которая никак не хотела сохнуть. А потом из недр дома раздалось треньканье будильника, и это означало, что пора собираться на работу.
Я проглотил остатки темного, давно потерявшего аромат варева, прихватил с собой миску воды для банных процедур Хэнка и поплелся вниз.
Лестничный пролет был совсем коротким, ровно на один невысокий этаж, я и раньше пролетал его, не замечая, и теперь сообразил, что что-то вокруг изменилось, только на последней ступеньке. Когда услышал беспечное, обманчиво легкомысленное и давно забытое:
– Здесь наливают кофе?
* * *
Он любил начинать разговор с этой фразы. В сенаторском поместье, в городском кафе, в любом офисе, частном или муниципальном, везде, куда ему по каким-то причинам понадобилось прийти. Помню, я даже спросил, почему. Раз на десятый или двенадцатый. Ответом стало пожатие плечами. Но в любом случае, подобное начало общения,
