– Понятно, хотите иметь компромат в письменном виде. Ладно, напишу, только это не так интересно, как вы полагаете. Я не маньяк, она сама меня раздразнила, как мальчишку. Я сдуру полез к ней, она меня ударила. Я разозлился, решил ее проучить – не думал же, что она с вашим бриллиантом все еще девица. Потом, конечно, извинялся, даже просил выйти за меня замуж, но она взбесилась, заявила, что пойдет в милицию, полезла из машины. Я поймал ее за волосы или за шею, не помню уже, потянул, ну и… что-то хрустнуло. Смотрю – она мертвая. Пришлось скрывать следы.
– Пиши, – сквозь зубы процедил Самсонов, – все, что ты мне сейчас рассказал, изложи в письменном виде.
Внимательно перечитав написанное признание, он сложил его вдвое и спрятал во внутренний карман пиджака.
– Ну, и что дальше? – Женя старался говорить насмешливо, но голос его слегка дрожал. – Говорите, что я должен сделать – я сделаю.
– Дальше ты сядешь в тюрьму и за все ответишь, завтра я передам эту бумагу следователю, который занимался этим делом.
– Я… да вы… Да я вас лучше убью!
– Сидеть! – ледяным голосом произнес бизнесмен, и в лицо Жене глянуло черное дуло пистолета, – я еще не до конца ответил на твой вопрос – что я сделаю дальше. Дальше ты сядешь, и с тобой будут обращаться так, как обращаются на зоне с насильниками – я приложу все усилия, чтобы тебе не делали поблажек. Станешь удобной подстилкой для лишенных женщин маньяков, воров и убийц.
Женя закрыл глаза и судорожно затряс головой.
– Я написал, как вы велели, вы же обещали мне…
– Разве я тебе что-то обещал? – бровь Самсонова саркастически взлетела кверху. – Не помню.
– Почему? Вы что, правдолюб, вам больше некого разоблачать? Вокруг вас криминал на криминале, а я…я случайно влип в это дело, вы меня, можно сказать, сами спровоцировали – просили подвезти девчонку, нацепили на нее бриллиант, я и подумал… Так для чего вы это делаете?
– Хорошо, я объясню, – устало проговорил бизнесмен, – я делаю это потому, что Диана была моей дочерью.
– Что?! – Женя в изумлении откинулся на спинку стула. – Да вы сумасшедший, что вы придумали? Отец Дианы погиб много лет назад.
– Я не погиб, меня вынудили исчезнуть. Я – Юрий Лузгин, муж Халиды, и давно мог объявить всем свое имя, но не сделал этого, чтобы не нарушить ничей покой. Однако, если придется себя назвать, чтобы доказать твою вину и твою причастность к убийству моей дочери, я это сделаю.
– Вы – Юрий? – воскликнул Женя таким тоном, каким говорят: «Как приятно, что мы встретились!», – Конечно же, вы – племянник первой жены дяди Сережи, родственник моей двоюродной сестры Тани! Я мог бы догадаться – ваш портрет висит у Лузгиных в Москве. Конечно, вы изменились, но я бы вас узнал, если б такое могло прийти в голову. Я знаю, что мой дядя Сережа всегда любил вас и заботился, как о сыне. За это вы хотите отправить меня за решетку и навлечь позор на него и на моего отца?
– Ты не слишком-то боялся навлечь на них позор, когда подделывал их подписи на бланках сертификатов, – резко ответил Самсонов, – думаешь, я этого не знал? Прекрасно знал, просто для меня это не имело значения, раз за рубежом подделанный сертификат принимали за настоящий. Так что не пытайся спекулировать на своей семье, ты продашь и отца, и дядю.
Вспыхнув от стыда и унижения, молодой человек вскинул голову.
– Хватит! Вы хотите отомстить за вашу дочь – что ж, я вас понимаю. Око за око, убейте меня!
– Я не убийца и не палач, у меня нет права отбирать твою жизнь.
– Лучше смешать меня с дерьмом?
– Дерьмо к дерьму не липнет. Возможно, побывав на зоне, ты больше будешь ценить жизнь и скажешь мне спасибо, что я тебе ее оставил.
– Нет, только не зона! – отчаянно выкрикнул Женя. – Не издевайтесь надо мной, убейте меня!
– Зря. Из тюрьмы выходят и начинают сначала, как поется в песне, а смерть перечеркивает все раз и навсегда. И зачем мне нужно связываться с уголовным кодексом – даже ради тебя?
– Я сам себя убью! У вас не будет никаких осложнений, все подумают, что я совершил самоубийство на почве нервного срыва из-за напряженной работы над диссертацией.
– Так значит, ради искупления своей вины ты даже готов совершить самоубийство? – в голосе Самсонова звучала явная ирония.
– Думаете, я не хотел умереть после того, что сделал? Вам неизвестно, в каком аду мне пришлось прожить все эти месяцы!
– Что же ты до сих пор еще жив? – тон бизнесмена стал вкрадчивым.
– Наверное, убить себя трудней, чем хрупкую беззащитную девушку, а?
– Дайте мне ваш пистолет, я сделаю это прямо сейчас у вас на глазах!
– Пистолет? – Самсонов вскинул бровь и усмехнулся. – Нет, моего пистолета ты не получишь, обходись своими силами. Что ж, если хочешь свести счеты с жизнью, даю тебе зеленый свет, начинай.
Женя в растерянности огляделся по сторонам.
– Но… как? – пролепетал он.
– Да как угодно – есть веревка, есть бритва, можешь сигануть вниз с восьмого этажа. Итак?
Под насмешливым взглядом Самсонова Женя подошел к окну и, отдернув занавеску, посмотрел вниз. Открывшаяся взору высота заставила его испуганно отпрянуть назад.
– Я… мне нужно время, – голос его внезапно осип и перешел в шепот, – мне нужно написать записку отцу. Мне нужно объяснить ему и дяде Сереже, почему я…
Пожав плечами, Самсонов поднялся.
– Даю тебе времени до утра, успеешь не то, что записку – роман написать. Можешь запереться, чтобы тебе никто не помешал – мои люди сумеют войти, не бойся. Утром мы вернемся, и если ты к тому времени еще будешь жив, тебя доставят в Москву на Петровку вместе с твоим признанием. Только без глупостей, не пытайся скрыться – за твоей квартирой следят, за подъездом тоже. Я слов на ветер не бросаю, попытаешься бежать – будет хуже.
– Мне некуда бежать.
Самсонов был уверен на сто процентов, что на самоубийство у Жени пороху не хватит, но он с наслаждением представлял себе, как тот начнет в ужасе метаться по квартире, бросаясь то к веревке, то к ножу, то к окну.
Заперев за ним дверь, Женя действительно заметался.
– Веревка, – громко говорил он вслух, – выпученные глаза, вывалившийся язык. Бр-р! Нет, лучше прыжок из окна. Но только вдруг я не умру? Нет ничего хуже, чем провести остаток жизни в инвалидной коляске с переломанным позвоночником. Лучше, наверное, лечь в ванну, вскрыть себе вены и тихо уснуть, как… как Луиций Анней Сенека. «Согласно приказу Нерона кончил жизнь от собственной руки, вскрытием жил и тихо уснул, окруженный почитателями, друзьями и домашними». А я буду один, – в голосе его прозвучала горечь, – ни друзей, ни почитателей.
Через год никто и не вспомнит, что жил-был на свете такой Евгений Муромцев.
