— Может, это вас образумит. Мы проникли в анклав, въехали в город и там встретили самих себя, затем нас кто-то перебросил в прошлое и вот, после ряда событий, мы здесь. Но там, на Земле, нас только собираются забросить в анклав. И это произойдет, иначе бы мы сейчас не сидели здесь. Нам нужно встретить тех Прова и Мара и отправить их обратно на Землю. Иначе здесь появится еще одна такая же парочка. Нужно разорвать круг! Если этого не сделать, мы так и будем ходить по кругу, множась в числе.
— Множьтесь на здоровье. В анклаве со временем, действительно, черт знает что творится!
— Вы хотите сказать, что мы отсюда не выйдем.
— Не только хочу, но и говорю прямо: вы отсюда не выйдете, пока это не понадобится. Дорогие мои, ну неужели не поняли, что вы сделали то, что должны были сделать! Партия откладывается на некоторое время. Двери прошу не ломать. Все равно вам идти некуда.
Мар подумал было, что Пров сейчас набросится на Фундаментала, но тот, не дожидаясь, пока Фундаментал уйдет, лег на кровать, сложил руки на груди, а ногу закинул на ногу и уставился невидящим взглядом в потолок.
— Я рад, — сказал Фундаментал и вышел.
Мотоцикл шел легко, дорога ровно стелилась под колесами, по сторонам проносились сосны, свежий ветер обвевал лицо. После разговора с Провом какая-то умиротворенность поселилась в моей душе. Все будет хорошо. Осмотрим город, соберем в случайных разговорах с его жителями какую-нибудь информацию. Поживем в Смолокуровке. Еще почти неделя впереди, если даже Орбитурал и говорил правду, а не просто стращал нас. И как это люди позволили сменять эту красоту живой природы на мертвенный порядок гдомов? Я бы ни за что не променял. Самой черной работой готов заниматься, лишь бы дышать этим воздухом, ходить по траве, любоваться деревьями.
Вкатив на небольшой взгорок, я заметил впереди пелену пыли, подползающую к дороге. Сбавив обороты, мотоцикл замедлил ход. Мне хотелось узнать, что там происходит. И вот с лесной дороги на шоссе вырвалось стальное чудовище, закачало своим хоботом, загрохотало гусеницами, развернулось и помчалось по направлению к городу. За ним вылезло второе, третье. Уже несколько десятков их рвалось в город, а они все выползали и выползали. Солдаты с автоматами сидели на броне танков. Веселые лица, грохот, пыль, стремительное движение, очевидная мощь и неустрашимость машин.
Я заглушил мотор и растерянно посмотрел на Прова.
— Однако, — пробасил он.
— Маневры, — предположил я. — Обыкновенные мирные маневры.
— Хорошо бы. Но раз есть войска, значит, есть и враг.
— Что будем делать?
— Подождем, пока пыль уляжется и двинем дальше. Больше нам ничего не остается.
Настроение мое резко изменилось. Я хотел тишины, мягкого шелеста леса, покоя. А вместо этого — грохот стальных машин. Выждав, пока хвост колонны скроется за дальним поворотом, я осторожно тронул мотоцикл вперед. Отдаленный грохот слышался еще вполне отчетливо. Но вокруг уже все изменилось. Потускнело солнце, воздух пах гарью. Казалось, что на яркую, сочную картину кто-то выплеснул ведро с помоями. Так и ехали мы еще минут двадцать и мне все время хотелось развернуть мотоцикл и помчаться в Смолокуровку. Там был рай, а впереди — неизвестность.
По всем признакам мы уже приближались к городу. Больше стало дорог, вливающихся в ту, по которой ехали мы, лес разошелся в стороны и сменился унылыми полями, какие-то, еще далекие строения показались на горизонте. А неизвестность неожиданно разрешилась шлагбаумом и группой автоматчиков. Я остановил мотоцикл, мотор тихо тарахтел на холостых оборотах.
— Документы! — спокойно, но явно недоброжелательно обратился к нам один, здоровенный, кряжистый. У него в руках и автомат казался игрушкой.
Никаких документов у нас не было.
— Дак... — сказал Пров. — На крестины ездили... Ну и пропьянствовали неделю. Какие ж тут документы?
— Откуда едете?
— Из Смолокуровки.
— Там что, церковь есть?
— Есть, есть, — обрадовано закивал я.
— Цела еще?
— А как же! Что ей сделается?
— Ну, хоть мандат какой-нибудь есть?
Пров зашарил по карманам, нашел что-то, протянул солдату. И уже другие с интересом окружили нас.
— Ха-ха-ха! Ну, вы даете! Смотри-ка, мандат какой: "Привет от тети Моти!"
Солдаты дружно загоготали.
— Эх, опохмелиться бы... — с тоской в голосе сказал Пров.
— А назад в Смолокуровку прокатиться не желаете?
— Да можно, — нехотя ответил Пров.
— Заодно и декрет батюшке отвезете.
— Декрет-то уж, конечно, отвезем, — согласился Пров. Его, кажется, начинало тошнить.
— Ност, тащи бумагу, — приказал кряжистый. — Все нам не ехать. — Оспины на его лице блестели потом, глаза зыркали скрытой усмешкой и угрозой.
Один из солдат, долговязый, нескладный, сбегал в будку, принес мятый лист. Пров, не читая, свернул его и сунул в карман.
— Что-то мне рожа твоя, как бы, знакома, — сказал кряжистый. — Не подскажешь, где встречались?
— Может, где и встречались, — с отрыжкой сказал Пров. — Мир широк...
— Широк... Это для кого как. Ладно... Катитесь, но постарайтесь мне больше не встречаться.
— Да и нам что за радость, — согласился Пров.
Глаза рябого начали темнеть.
— Поехали мы, — сказал я и развернул мотоцикл. Мне хватило ума не рвать с места, а раскатиться спокойно. Я боялся, что какое-нибудь наше неловкое действие или слово все испортит. Да и в город мне ехать уже не хотелось. И точно, сзади полосонула автоматная очередь, я вильнул рулем. Противный пот прокатился по спине.
— Пугают, — спокойно пробасил Пров над ухом.
Я все же выжал из мотоцикла все, что мог, и успокоился только километров через пять. Пров тронул меня за плечо:
— Остановись.
Я остановился и посмотрел на него вопросительно.
— Что происходит?
— Изучим декрет, может, что и поймем.
Я перекинул ногу через седло, чтобы сидеть к Прову боком. Пров развернул лист, и мне можно было читать. Вот что было на этом листе.
"Вчера опубликован декрет о полном отделении церкви от государства и конфискации всех церковных имуществ.
Пролетарская диктатура должна неуклонно осуществлять фактическое освобождение трудящихся масс от религиозных предрассудков, добиваясь этого посредством пропаганды и повышения сознания масс, вместе с тем заботливо избегая всякого оскорбления чувств верующей части населения и закрепления религиозного фанатизма.
Население, после долгого опыта с попами, помогает нам их скинуть.
Бог есть (исторически и житейски) прежде всего комплекс идей, порожденных тупой придавленностью человека и внешней природой и классовым гнетом, — идей, закрепляющих эту придавленность, усыпляющих классовую борьбу.
