Металлическая дверь с низкой притолокой открылась сама. За ной обнаружился еще более низкий проход в кабинку пятиместного сфалервагена. Едва Кир-Кор занял одно из красных сидений, прозрачная цилиндрическая капсула сфалервагена тронулась и, набирая скорость, помчалась по наклонной вверх. Пневмотрубный путь транспортной капсулы был довольно извилист.
Остановка. Очевидно — конечная. Услужливая автоматика открыла перед пассажиром выход в лифтовый тамбур. Кир-Кор поднялся в лифте двумя ярусами выше. И оказался в знакомом, довольно-таки многолюдном сейчас вестибюле гостиницы «Мишенная» среди зеркал, черного дерева, изящно изогнутого стекла, интерьерной зелени и эфемерных образов декоративной светопластики.
Бросилось в глаза: большинство присутствующих в гостиничном вестибюле — мужчины, юноши, женщины, девушки — были высокого роста. Гораздо более высокого, чем средний рост среднестатистического европеоида. И впервые, пожалуй, на этой планете Кир-Кор, находясь в присутственном месте, не чувствовал себя под конвоем перекрестных взглядов из-за своего слишком длинного по земным понятиям костяка. Это очень его удивило. Он не встречал присутственных мест, где добрая треть непреднамеренного собрания состояла бы из особ ростом выше его самого. Здесь, на Земле, такого еще не случалось…
Все объяснил блуждающий под потолком светопластический транспарант с приветствием на геялогосе. Разноцветные литеры, пронзительно вспыхивая, складывались в слова: «Добро пожаловать! Участникам всемирного конгресса Гулливеров наш горячий лилипутский привет!»
Кир-Кор стал пробираться к северной стене — в район периметра, где расположены гостиничные офис-терминалы. Со всех сторон слышался разноязыкий говор, смех, возбужденные возгласы. Группка из трех молодых великанов хрипела губными гармошками, на них не обращали внимания. Лишь немолодая уже чернокожая великанша в оранжевой безрукавке и красных шальварах пыталась привлечь внимание губных оркестрантов дирижерскими движениями большого тюбика губной помады. Из отрывков разговоров и отдельных возгласов можно было заключить, что в вестибюле сосредоточились в основном недавние пассажиры вечернего иглолета и те, кто их встречал. Не успел Кир-Кор миновать музыкальное трио — к нему подскочил и обратился на геялогосе стройный юноша в белой круглой шапочке с кисточкой:
— Простите, ювен, вы случайно не из группы альпийских альборадейров?
Выяснять, кто такие альборадейры, Кир-Кору не захотелось.
— Нет, — ответил он, — скорее — из группы автохтонных подводников.
— Извините.
Взмахнув кисточкой, юноша ловко обогнул негритянку в красных шальварах с одной стороны, а его бесшапочный собеседник — с другой, и оба, как бильярдные шары после соударения, продолжили путь каждый в своем направлении. Ориентиром для Кир-Кора служило большое — во всю ширину нордовой стены — панно: ландшафтный вид на Авачинский и Корякский вулканы с заснеженными и слегка курящимися вершинами. И когда он вместо вулканов вдруг увидел перед собой фигуры двух Гулливеров ростом на полголовы выше его самого, инстинктивно сделал движение вправо для обходного маневра. Но был остановлен.
Ближайший из Гулливеров — длинноволосый, с пасмурно-темным длинным лицом и длинными, как у гориллы, руками — хлопнул его по плечу и ошарашил странным вопросом:
— Торопишься, зелень?
Чтоб уточнить ситуацию, Кир-Кор бесстрастно осведомился:
— Чего изволите, сударь?
Пасмурнолицый переглянулся с товарищем:
— Зигфрид, нас, кажется, не узнают.
— Впервые вижу вас, парни, — подтвердил Кир-Кор, оглядев того и другого.
В отличие от пасмурнолицего Зигфрид был трогательно румян, сероглаз, и его упитанная, поросшая редким рыжеватыми волосами физиономия вид имела достаточно добродушный. Румянолицый Зигфрид спросил с сомнением:
— Ты не ошибся, Бургаз?..
— Нет. — Бургаз мотнул головой, как лошадь. — Он — раттенфангер из свиты вице-президента.
— Ничего подобного, — сказал Кир-Кор. — Я тивун огнишный из стрелецкого департамента генерал-губернатора.
— Вас заген зи? — машинально произнес румянолицый на немецком. — Не понимаю, что вы говорите.
— Я всего лишь скромный фельдцехмейстер из ландвера своего маркграфа, — ввел поправку Кир-Кор.
— Яволь. — Зигфрид кивнул. — Это я понял.
— Однако, — продолжил Кир-Кор, — я обязан отметить: мы с генерал-губернатором в оппозиции друг к другу по отношению к вице-президенту.
— В оппозиции?.. — Бургаз, похоже, опешил. — В какой оппозиции?
— В имманентной, глоссолалической, конфабулярной, — стал перечислять Кир-Кор. Взглянув на померкшего Зигфрида, подвел черту: — Унд зо вайтер.[30] Но это уже не имеет никакого значения, господа.
— Варум? — машинально спросил Зигфрид. — Почему?
— Дарум, — ответил Кир-Кор. — Потому что всех ожидает одна и та же ночь.
— Кто тебе это сказал? — угрюмо осведомился Бургаз.
— Гораций, господа, это сказал Гораций. На латыни, естественно: «Омнес уна манэт нокс». Точность перевода гарантирую. Всех ожидает одна и та же ночь. Ауфвидерзеен.
Зигфрид неожиданно просветлел, улыбнулся:
— Лебен зи воль.[31] Спасибо за интервью.
Путь к офис-терминалам был свободен. Удаляясь от нечаянных собеседников по неправильной синусоиде в толпе, Кир-Кор различил в гуле голосов несколько фраз, которыми обменялись его новые знакомые. «Ты прав, майн фройнд,[32] он — раттенфангер вице-президента». — «Зигфрид, а что это он плел про „одну и ту же ночь?..“» — «Очень просто. Фразой из Горация вице-президент предостерегает своих противников от политических ошибок. Пожелаем ему успеха. С такими раттенфангерами у него есть шанс на успех!..»
Невинная шутка нежданно-негаданно завязалась политическим узелком. Раттенфангер…
Кир-Кор вспомнил вдруг, что «изящное» это словечко (в переводе с немецкого — «крысолов») в сленге политиканов служит для обозначения хватких, изворотливо-ловких функционеров, умеющих обеспечивать высокий рейтинг партийной идеологии при любых, а главным образом при неблагоприятных для партии обстоятельствах. «Не было еще мне печали влипнуть здесь в какую-нибудь политическую интригу…» — подумалось ему.
«Особенно после того, как ты уже влип в политический катаклизм», — заметил внутренний голос.
Кир-Кор отстучал на клавиатуре офис-терминала свои инициалы, фамилию; в регистре «СРОК» отстучал: «О суток, 12 часов». На стандартный вопрос терминала «КЛАСС ТРЕБОВАНИЙ ГОСТЯ?» ответил кратко: «Апартамент любой» и, выхватив из принтерного бокса пластиковую карточку — гостиничный вадемекум, направился к лифтам первого башенного корпуса. Требовать апартамент с видом на бухту не имело смысла. Уж если экзарх озаботился включить Кирилла Корнеева в состав участников всемирного конгресса Гулливеров, то о каких еще требованиях может идти речь?
