— А когда солнце будет в зените — поставить точку в предложении, — любезно подсказал Мартин.
Клим заёрзал, буркнул:
— Все гораздо сложнее, но в целом вы поняли… Теория единого уравнения Вселенной гласит, что язык Библиотеки — это на самом деле математические символы, в едином уравнении описывающие все законы мироздания. Его ещё называют Уравнением Бога. Девочка камня на камне не оставила от этих теорий. А поддержала мою точку зрения, что язык Библиотеки родственен туристическому языку. Вы знаете, сколько в нём букв?
Мартин задумался. Как ни смешно, но знание туристического вовсе не предполагало понимание его грамматики. Любой, прошедший Вратами, начинал говорить на туристическом — совершенно свободно и непринуждённо.
— В такой же тупик станет ребёнок, который уже прекрасно умеет говорить, но не обучен чтению и грамматике, — сказал Клим. — Можно научиться счёту — интуитивно, не раздумывая. Но выделить и систематизировать все звуки языка, соотнести их с буквами — это уже предмет научного поиска.
Мартин поднял руки. И сказал — языком жестов, складывая кисти рук с отведёнными на девяносто градусов большим пальцем:
«Мы знаем чтение и грамматику. Язык жестов — это и есть азбука туристического».
«Правильно, — безмолвно ответил Клим. — Это так естественно, что мы не задумываемся об этом. Но нас научили азбуке. В туристическом языке сорок семь букв, тринадцать знаков препинания и два числительных. Ноль и единица, двоичный код».
Ребёнок, подозрительно уставившийся на взрослых, негромко, предупреждающе заревел.
— Не любит, когда говорят на туристическом жестовом, — пожаловался вслух Клим. — Русский и английский понимает, туристический тоже, а язык жестов — ещё нет. Он родился здесь, Вратами не проходил.
— Так в чём проблема? — спросил Мартин. — Даже мне, полнейшему профану, ясно, что язык Библиотеки привязан к туристическому. И, наверное, каждый жест имеет сходство с одним из знаков на обелисках?
— Сложность опять же в направлении чтения, — пояснил директор. — Мы пытались читать расположенные рядом обелиски, пробовали различные направления и комбинации… ничего вразумительного. Лепет ребёнка, псевдоречь душевнобольного. Ирина заявила, что знает метод дешифровки. Сейчас большая часть населения посёлка отправилась вместе с ней на «точку двенадцать» — это крупный остров, расположенный тремя километрами севернее.
— А вы остались здесь? — поразился Мартин. — В то время как величайшее открытие, быть может…
— Предложенный Ириной метод чтения обелисков я без лишней огласки пробовал два года назад, — сказал директор. — Это несложная корреляция между площадью островов и количеством знаков на них… Никакого результата.
— Вы ей не сказали об этом, — задумчиво произнёс Мартин. — Что ж… вероятно, это правильно. Излишнюю восторженность надо лечить.
— Заберите её отсюда, — сказал Клим. — Прошу вас. Если угодно, я даже подскажу несколько интересных историй для платы ключникам.
Мартин посмотрел в глаза директору:
— Научная ревность?
Клим покачал головой:
— Нет. Девочка, бесспорно, талантлива. Её опровержение Уравнения Бога было блистательно красивым. Но ей надо учиться. И не здесь, где полно фанатиков и психопатов, а обелиски дразнят взгляд… Сегодня девочка убедится, что её теория — вздор. Она не сломается, она начнёт выдумывать новые подходы… и утонет в обилии материала, в ползании по скалам с рулеткой, в бесплодных спорах и обидах. Уведите её, Мартин! Она повзрослеет и вернётся — чтобы раскрыть тайну Библиотеки.
Мартин протянул директору руку:
— Договорились. Есть только одна проблема — захочет ли она уйти? Даже если мы её свяжем и дотащим до Станции… вы же знаете не хуже меня: ключники пропустят во Врата лишь добровольцев.
— Мы ей поможем, — усмехнулся Клим. — Сейчас весь наш дружный коллектив вернётся вместе с Ириной. Все будут злы и язвительны, насмешки посыплются градом. Особенно постараются те, кого она успела обидеть. Если этого мало — я своей властью велю ей убираться вон… и назову дурой. Девочка гордая, она уйдёт.
Мартин не знал, чего было больше в словах Клима — искренней тревоги за талантливую девочку, взявшую на себя груз не по силам, или ревности учёного, почуявшего сильного соперника. Но Библиотека — и впрямь мир не для взбалмошной семнадцатилетней девчонки. Лет через пять — и в этом Мартин был убеждён — по каменным островкам бродила бы полуголая беременная женщина, за руку которой цеплялась бы парочка детей. И никакие тайны древних языков её бы не интересовали. Всему своё время. В юности следует учиться и беситься, бороться с несправедливостью и потрясать мир… а перерывать горы пустой породы в поисках драгоценной крупицы знания — привилегия зрелости.
— А теперь — обедать? — предложил Клим. — Вы уже пробовали местный рыбный суп?
…На обед собрались все жители посёлка, не отправившиеся вместе с Ириной постигать тайны Вселенной. Клим и две индианки-поварихи (у Мартина сложилось чёткое ощущение, что они обе — жены директора), десяток мелких ребятишек и два старика, видимо, приглядывающие за детьми в отсутствие родителей.
— Так и живём, — весело сказал Клим. — Коммуна своего рода. А что поделать? Нехватка ресурсов всегда приводит к извращённым формам общественного устройства.
Детям Мартин раздал по кусочку шоколада — старшие немедленно сжевали лакомство, младшие пробовали шоколад с опаской. Один малыш даже заревел, пуская коричневые слюни.
— Сладкого не хватает, — со вздохом признал Клим, первым поднося ложку ко рту. — Пытаемся варить патоку из кувшинок… но я постесняюсь предложить вам снять пробу. Сладости и хлеб — вот с чем тут проблема…
Мартин предложил взрослым галеты, поколебался и разделил по половинке галеты среди детей. Некоторое время все молча грызли редкий деликатес. Старики галеты сосредоточенно сосали, осторожно обмакивая их в рыбный бульон.
А суп и впрямь оказался вкусным! Густой, наваристый, с кусочками рыбы и моллюсками, с похрустывающими на зубах, будто капуста, лентами водорослей. Мартин съел две миски, поблагодарил женщин — и подарил им пакетик красного и пакетик чёрного перца.
Клим только покачал головой:
— Мартин, скажите, как часто вы странствуете между мирами? Вы третий на моей памяти человек, догадавшийся прихватить пряности.
— Очень часто, — признался Мартин. — Если кто-нибудь проводит меня до Станции, то я отдам вам все остатки припасов. Но только после того, как ключники примут мою историю.
