Он лежал и смотрел в небо, не решаясь встать и пойти куда-то. Странная птица давно улетела, зато по небу плыли величественные, как сливки на свадебном торте, облака. Одно из них очертаниями напоминала треугольную крышу Академии. Винни вспомнил декана Урвалла, Митрика, маму… В груди что-то болезненно стиснулось. Захотелось плакать, вот только слез не было.
Винни зажмурился и попытался отгородиться от всех мыслей разом. Первым из головы вывалился декан вместе с Академией. Следом Митрик. Мама не желала покидать мысли, как он ни старался. Даже когда уснул, она еще долго снилась ему. А вот Вета почему-то во сне не пришла. И не вспомнилась вовсе.
В Совет он не пошел, сказался больным. Санти давно ушел в Академию, жена тоже не беспокоила. Да и не смогла бы. Советник заперся в кабинете, нервно курил и судорожно пытался выстроить мысли если не в ровный ряд, то хотя бы собрать в единое целое.
То, что избалованный отпрыск укокошил парочку соперников на своем любовном фронте, его не так сильно трогало. В конечном итоге, если он растит себе из сына замену, то умение убирать конкурентов — полезный навык. А вот то, что третий конкурент исчез в Пустоши, было гораздо хуже.
Благодаря пьяной выходке двух мальчишек, Совет попал под серьезную угрозу. И что с этим делать, советник не имел ни малейшего представления. Вернуть ушедшего за барьер не представлялось возможным. Рассказать все Совету? Предупредить о потенциальной опасности?
Советник затянулся сигарой и выпустил облачко сизого дыма в залитое солнечным светом оконное стекло. Почему тень от человека темная, плотная, почти черная, а тень от табачного дыма приобретает какой-то коричневато-грязный оттенок? Ведь человек, если разобраться, куда грязнее дыма.
Предупредить Совет было необходимо, это сыграло бы ему на руку. Он приносит стратегически важную информацию, способную предупредить об угрозе и спасти само существование Витано. Хороший ход. Блестящий. Если бы не одно «но». Виноват в возникновении этой угрозы его собственный сын. А вот такое признание было бы равносильно политическому самоубийству.
И что делать? Ждать, пока некто разрушит сложившуюся систему? Знать об этом и молчать? Знать, что мог предупредить? И как жить потом с этим?
С другой стороны, приносить себя в жертву он не был готов. Будущее сына-лоботряса еще под вопросом. Сын молод, если что и треснет в его жизни с грохотом, то еще будет время исправить. А вот класть на алтарь свое положение… нет уж, увольте. У него не так много времени.
Хоронить себя он не намерен. Уж лучше пусть все летит в тартарары.
Но знать, ждать и ничего не делать…
Советник с силой вдавил недокуренную сигару в мраморную пепельницу и сел к столу. А кто сказал «ничего не делать»? Он сделает. Есть в Витано один человек, которому можно доверить решение такой проблемы.
Он взял бумагу, прибор и принялся писать. Бумаге он доверил немного. Всего лишь желание встретиться и обговорить одно дельце. Остальное писать нельзя, остальное только при встрече. Мало ли кто может это прочитать. А на кону судьба сына, его собственная карьера и, возможно, сам Витано.
Глупо, как же глупо все! Из-за одного мальчишки… нет, из-за двух мальчишек и какой-то девки. И ни один из них даже не представляет, чем это чревато. Даже его великомудрый восемнадцатилетний остолоп. Зря он понадеялся на здравомыслие чада. В восемнадцать трезво мыслить человек не способен. Эмоции берут свое. А там, где есть эмоции, гибнет рассудок.
Рано, очень рано он посвятил сына в то, что недоступно большинству. И сказал-то немного. Но этого немногого хватило на то, чтобы юноша почувствовал свое превосходство. А чувство превосходства обманчиво и зыбко.
Не стоило этого делать. Поторопился. Понадеялся. Ладно, снявши голову, по волосам не плачут. Теперь остается только надеяться на то, что Санти брякнул по глупости. Надеяться на то, что ушедший в Пустошь — покойник и никогда не вернется.
Советник сложил пополам бумагу, сунул в конверт. На белоснежный клапан конверта шлепнулась капля сургуча. Сверху припечатал именным перстнем. Вот и все. Теперь осталось встретиться с человеком — и дело можно считать решенным. Во всяком случае, ничего больше он сделать не сможет.
Второе послание сложилось еще быстрее, чем первое. Сухое, казенное, оно предписывало выдать матери погибшего студента Академии Винни Лупо подачку от Совета, которая должна была компенсировать потерю сына.
Оба послания покинули дом советника одновременно. И согласно этим двум конвертам Винни Лупо больше не существовало, а если действительность противилась этому постулату, то ее нужно было привести в соответствие.
Во второй раз Винни проснулся от голода. Новый мир не казался теперь таким пугающим и жутким. Говорят, жить можно где угодно. Желудку было глубоко плевать на все измышления хозяина. Брюхо бурчало и требовало пищи совсем не духовной.
Парень поднялся. Где здесь искать пропитание? В Витано, хвала Совету, такой вопрос никогда не стоял. Здесь же с добычей чего-то съестного возникли явные проблемы. И спросить было не у кого.
Решив для себя, что на болоте ловить нечего, Винни двинулся вперед через поляну. Идти пришлось недолго. Не успел он добраться до леса, как на опушке среди деревьев появилась человеческая фигура.
От неожиданности Винни испуганно подумал, что между деревьев движется вовсе не человеческая фигура. Или все это — лишь плод больного воображения? Но человек существовал и двигался, независимо от того, что парень думал по этому поводу.
Сердце замерло и забилось чаще. Человек был спасением. Пусть даже не знакомый, пусть даже не из Витано. Хотя откуда бы здесь еще взяться человеческому существу? Винни пошел быстрее. Незнакомец топал куда-то по своим делам и удалялся. Но шел он медленнее, и расстояние между ним и Винни неумолимо сокращалось.
Вскоре он смог разглядеть спину незнакомца. Тот был одет в плотную куртку, плотные штаны. Голову его укрывал капюшон, а на плече болталась внушительных размеров сума. Сума была крепко нагружена, и человек сгибался на сторону под ее тяжестью.
Когда незнакомца удалось нагнать, вокруг уже мелькали ветви деревьев и колючие лапы кустов, каких Винни отродясь не видел. Вместо листьев на них росли густые колючки. В том, что это колючки, сомнений не было, после того как одна такая лапа шлепнула юношу по щеке.
— Эгей! — позвал Винни, потирая щеку. — Милейший, постойте!
Человек остановился и охотно повернулся. Винни сделал навстречу еще пару шагов, а потом… Ноги подломились. По спине пробежала волна ледяного ужаса. Винни почувствовал, как холод сковывает от пяток до затылка.
