— Два мелких живчика передрались из-за девки, — прокомментировал историю упырь. — Как это по-человечески.
— А мертвым что, нет дела до женщин? — насупился Винни.
— Сдохнешь — узнаешь, — всхлипнул мертвяк очередным смешком. — Ну, а дальше чего?
— Ничего. Я попал в Пустошь…
— Это в наше захолустье?
— Выходит, что так. Было темно и страшно. И, кажется, кто-то бежал за мной следом. Я убегал, а потом сил не осталось. Упал, отрубился. Проснулся здесь на лужайке. Вот и вся история.
— Все? — скривился мертвяк.
— Все, — подтвердил Винни.
— Врешь, — убежденно отрезал Петро. — От города до сюда три дня пути. И это верхом. Даже если предположить, что у тебя была лошадь и ты скакал всю ночь, трехдневный путь все равно не покроешь.
Винни хотел было ответить, но не нашелся, что сказать.
Если пять минут тому назад в голове начало проясняться, и он начал понимать хоть что-то, то теперь он снова не понимал ничего. Как он мог убежать от Витано на три дня ходу за одну ночь? Петро, понятно, решил, что он напридумывал все. Но он-то сам знал, что это правда. Ладно, главное — добраться до Витано, а там разберется.
— Пес с тобой, живчик, — мертвяк тем не менее, кажется, не обиделся. — Не хочешь, не рассказывай. Только не гони пургу. Я простой дохлый парень, может, даже очень простой, но не дурак.
— Я не вру, — проникновенно произнес Винни. — Мне нужно в город. Ты знаешь, как туда добраться? Проводишь?
Упырь посмотрел на Винни изучающе. Секунду он сидел и таращил свой стеклянный взгляд, а потом вскочил вдруг довольно резво, будто принял какое-то решение.
— Идет, — легко согласился он. — Только услуга за услугу. Я веду тебя в город, а ты берешь меня на поруки и проводишь внутрь. Согласен?
— Как внутрь? — Винни поперхнулся. — В Витано никогда не пропустят порождение Пустоши. Там же магический барьер и ров, и стена с охраной…
— Какой барьер? — не понял в свою очередь Петро. — Не гони, живчик. Я закон знаю. В Лупа-нопа пускают всех. Но людей без исключения, а нас — только с поручителем. Тебе что, поручиться за меня жалко?
— Какая Нопа? — опешил Винни.
— Лупа, — неуверенно отозвался упырь. — Лупа-нопа. Ты же сам сказал, что из города.
Винни кивнул, судорожно сглатывая. Картина мира рассыпалась окончательно. И, по всей видимости, не только у него. Человек и мертвяк замерли друг напротив друга. Какое-то время смотрели пристально, внимательно, словно в первый момент их встречи.
— Я из Витано, — спустя время произнес Винни с опаской.
Упырь отреагировал не сразу. Он словно остекленел вместе со своим взглядом.
— Нет, — задумчиво протянул он, наконец. — Ты все-таки дикий. Не знаю, что у тебя там, в башке, живчик, но на нашем острове есть только один город. На побережье. В трех днях отсюда. И называется он Лупа-нопа, чтоб мне сдохнуть второй раз.
— Но мне нужно в Витано, — упрямо повторил Винни.
Мысли путались. Один глупый спор, одна ночь и его четко спланированная, известная до мелочей жизнь вдруг ломается, как бумажная птичка. Он неизвестно где, сидит в лесу и говорит с мертвяком, который уверяет, что великого города Витано не существует. Но если не существует Витано, то не существовало бы и его. А он — вот он. Сидит посреди леса, разговаривает с упырем… Мысли пошли по кругу и застопорились. Бред какой-то!
Душевное смятение, по всей видимости, отразилось у него на лице.
— Может, эта твоя Сметана не город вовсе, а деревня? — сочувственно произнес Петро. — Многие, кто городов не видел, так мелкие деревни называют.
— Мелкие деревни? — возмутился Винни. — Там дома по двадцать с лишним этажей и тысячи жителей. Хвала Совету и Гильдии, вымирание нам не грозит.
Упырь молча покачал головой.
— Что? — не понял юноша.
— Либо ты врешь, либо сошел с ума.
— Почему это?
— Потому что я знаю весь этот остров. Здесь есть только один город. Лупа-нопа. И он никак не похож на то, что ты описал.
Винни закусил губу и отвернулся. За деревьями светилось поле, за полем чахлые мертвые кусты.
— А там? — кивнул Винни.
— Что там? Там болото.
— Ты там был?
Упырь подошел ближе, тяжело крякнув, забросил суму на плечо.
— Обижаешь, — выдохнул сдавленно. — Я там товар собираю.
Мертвяк показательно шлепнул по сыто раздувшемуся боку сумки.
— И что, — с надеждой спросил Винни. — Никогда не видел там городскую стену?
Винни с мольбой смотрел на упыря, но Петро не оправдал ожиданий.
— Если я там что и видел, то только гнилое болото.
Это был конец. Конец всей его жизни. Винни Лупо понимал это с такой ясностью, какой не было никогда. Рушились все планы, все надежды, все привычное и понятное. Впереди была пугающая неизвестность и абсолютно неизвестный мир, которого и быть не могло. И от этого должно было стать страшно, а может, грустно. Но он не ощутил ни тоски, ни испуга. Видимо, за последнюю половину дня он устал бояться и плакать. Внутри было пусто, как в амбаре фермера в неурожайный год.
Не чувствуя ничего, кроме опустошенности, парень пошел обратно к полю.
Упыря это, кажется, взволновало. Он еще постоял немного, глядя в удаляющуюся спину своим остекленелым взглядом, а потом заспешил следом.
— Эй, живчик! Погоди!
Винни остановился.
— Чего еще?
— Погоди, — повторил мертвяк, подходя ближе. — Мы же договорились. Я тебя веду в Лупа-нопа. Ты за меня ручаешься, чтоб меня пустили в город.
— И зачем мне твой Лупа-нопа?
— Если на нашем острове и есть кто-то, кто может что-то знать о твоем городе, то только в Лупа-нопа.
Винни задумался. Если упырь не врет, а не похоже, что бы он врал, то своими силами в Витано ему не вернуться. А раз так, то надо либо искать помощь, либо как-то уживаться в этом странном мире. И то и другое лучше делать в компании знающего человека… ну пусть не человека, но все-таки…
— Ладно, — кивнул Винни и почувствовал облегчение. — Только это… я есть хочу.
— Дойдем до деревни, покормлю, — обрадовался Петро.
— А далеко деревня?
— Полчаса ходу.
Винни прикинул, что за полчаса, наверное, не умрет с голодухи. Вместе с облегчением вернулся голод и желание жить, и…
— И еще, — попросил он. — Держи расстояние.
— В смысле? — не понял Петро.
— Амбре от тебя, как от болота.
Петро всхлипнул пару раз наподобие тонкоголосого филина.
— Нет, дикий живчик, ты все-таки некрофоб. Я к нему со всей душой, а он… Так наплевать в душу простому дохлому парню из захолустья, — заныл он.
Но дохлая небритая рожа светилась довольством.