Ознакомительная версия.
Гай бежал через осенний сырой, дикий лес, то и дело спотыкаясь о попадающиеся навстречу коряги. Бежал через чащу, не понимая, где находится и когда, а несущиеся ветви хлестали и хлестали, царапая бледную кожу у него на лице. Метьюс бежал и бежал, не понимая куда, подчиняясь слепому инстинкту самосохранения, и природа сберегла его. Над головой раскатисто громыхнуло, и зелень вокруг беглеца покачнулась от ветра и упруго зашелестела под ледяными каплями обрушившегося на землю дождя.
* * *
Гай добрался до Балтимора глубокой ночью. Точнее, его привезли. Его разбудил — если короткое небытие, в которое он, съежившись между контейнерами, то и дело проваливался, балансируя на хрупкой границе между галлюцинациями и реальностью, можно было назвать сном — обходчик, с громоподобным лязгом отворивший отъехавшую в сторону громадную дверь и, бегло оглядев продовольственные контейнеры, поставленные один на другой, обнаружил лишнего пассажира, путешествовавшего зайцем.
— Эй, ты! А ну просыпайся! Живее!
— Что… а… — спросонья заворочался человек. — Что происходит. Где я?
— Балтимор, Мэриленд. А ну пшел отсюда, приятель, пока я не вызвал копов, — беззлобно шуганул он жавшегося между ящиков человека, светя ему в лицо фонарем. Тот хоть и не выглядел как бомжара, но вида был потрепанного. В любом случае, человек, путешествующий в грузовом вагоне нелегальным автостопом, доверия не вызывал. Всяко не от хорошей жизни. Может, косит от армии и сбежал прямо из призывного пункта призыва, а может — наркоман. Как бы то ни было, таким молодчикам уж точно не место на подконтрольной ему территории. — У меня и без таких, как ты, тут проблем хватает.
— Извините, — не поднимая глаз, неразборчиво буркнул Метьюс и, спрыгнув на сырой гравий — ночью прошел дождь, который лежащий на вибрирующем лязгающем полу полночи слушал Гай, — пошел к зданию вокзала, петляя между вагонами. В нос ударил свежий воздух порта, гудрона и дождя. Дождь. Пожалуй, единственное, что Гай помнил. Дождь и небо.
Остаток ночи пришлось коротать на неприметной автобусной остановке за зданием вокзала Пенн. Так никем не потревоженный, отчаянно клюющий носом Метьюс, мысленно поблагодарил холодную погоду, не дающую уснуть, так как боялся попасться на глаза полицейским, на расспросы которых у него не было четких ответов. К тому же, как он догадывался, те люди, сцепившиеся из-за него на лесной дороге, рано или поздно обнаружили бы его в одном из участков, где его непременно стали бы удерживать до полного выяснения обстоятельств. Благо вид у него был более-менее приличный — выданная еще в палате, где его содержали, одежда явно соответствовала моде времени, хоть и была заметно не по сезону — перевозящие его конвоиры явно не рассчитывали, что его пребывание выйдет за рамки штабного автомобиля.
Дремавшего Гая разбудила собака. Огромный золотистый ретривер невозмутимо копался во вчерашнем мусоре, гремя жестяным баком, встав на сброшенную крышку и махая азартно хвостом. Жмурясь спросонья в бледных лучах неохотно встающего солнца, Метьюс присмотрелся. Ни ошейника, ни опознавательный бирки на лапе — легкая добыча для живодеров или животной полиции.
— Тоже потерялся, да? — задумчиво проговорил Метьюс, ощутив внезапное родство с этим ниоткуда взявшимся бездомным животным.
В этот момент собака вытащила из бака голову, на которую был полностью надет шуршащий пакет из-под круассанов, и, завозившись, стала сбивать его передними лапами. Глядя на расправлявшегося с остатками булок пса, Гай сообразил, что совершенно не хочет есть. Он вообще ничего не хочет. Он никто. Так, тень из прошлого, призрак, который давным-давно должен раствориться в пространстве Небытия, но по чьей-то злой прихоти или издевке Судьбы вновь обрел физическую оболочку. Без документов, родственников и семьи, никому не нужный, всеми забытый, вернувшийся непонятно куда и непонятно зачем. Человек ниоткуда.
Он нахмурился и закрыл глаза, пытаясь воскресить перед мысленным взором хоть какой-нибудь образ из прошлого — тщетно. Оставив попытки и вновь задумавшись о насущном, Гай на всякий случай пошарил в карманах спортивной куртки. Нет ничего. Только одежда, имевшая смысл, только чтобы прикрывать его наготу, и неизвестность, окружающая его. Стелящаяся вокруг, наваливающаяся на плечи тяжелым грузом. У него нет денег, даже чтобы поесть. Он прислушался к своим ощущениям, но желудок молчал. Организм еще не мог до конца перестроиться на другой прием пищи, столько дней получая пищу и необходимые вещества напрямую в кровь.
Гай вспомнил питательные растворы, которые три раза в день внутривенно получал в лаборатории, где его содержали и всячески нянькались, и понял, что и там бы ему не было покоя. Не дал бы покоя себе он сам. Врач сказал ему, что он герой. Почему? Кто так решил? Из-за чего? Только потому, что он свалился человечеству на голову спустя почти полстолетия, когда о нем уже давно успели забыть? Никому он не нужен. И никому не будет нужен.
Перестав греметь мусорным баком, ошивающийся вокруг остановки пес деловито пометил торчащий из асфальта стеклянный баннер с какой-то аляповатой рекламой гигиенического предмета, названия которого Гай не знал, и, подойдя к нему ближе, понюхал воздух и громко залаял.
— Что такое? — чувствуя, как на лице, против воли, расцветает улыбка, удивился Гай. — Проголодался, да? У меня ничего нет.
Потоптавшись на месте, пес требовательно гавкнул.
— Ну, правда, смотри. Вон — карманы пустые. А ты чей? Потеряли тебя или сам сбежал?
Выслушав ответ, ретривер некоторое время смотрел на человека, чуть склонив голову набок, а потом немного попятился назад и, вскинув голову, снова подал голос. Словно зазывал куда-то. Действительно, не бесконечно же ему сидеть. На пустынной улице гулко загрохотало, и на пустую парковку между зданием вокзала и огромной махиной торгового Сити-молла выползла громоздкая поливалка, распихивающая лязгающие пустые тележки. Где-то совсем рядом, надсадно чиркнув, ожило радио.
Забулдыги-полуночники,
Все они будут на этом шоу уродов.
Вы можете освободить мир, вы можете освободить мой разум,
Вы можете освободить мир, вы можете освободить мой разум,
Городские пижоны,
Люди с пушками и маньяки.
Мне с этим ничего не поделать, нет,
Но если вы причините боль тому, кто мне дорог,
Но пускай с моим малышом все будет в порядке сегодня вечером.
Но пускай с моим малышом все будет в порядке сегодня вечером.
Уж будьте уверены, я отомщу.[3]
Гай поморщился и потер глаза. Город просыпался, а вместе с ним скоро проснутся и люди. И забурлит, закипит, запульсирует жизнь в бетонных венах железного города. Отсвечивать на одном месте, к тому же принимая во внимание назначение окружающих его зданий не стоило. Гай встал со скамьи и, накинув на голову капюшон спортивной куртки, сунул руки в карманы и побрел мимо жужжащего щетками дорогоуборщика вслед за семенящим впереди псом. Утренний город встретил его.
Ознакомительная версия.