Он вставил его в замок и повернул – щелкнуло, открылось, спертый запах непонятно чего доносился из коридора. Он уже заступил за порог, прикрылся дверью с той стороны, чтобы самого себя оградить, не сорваться, не налететь на ту, которую хотел прикончить.
– Я вернусь за тобой, – сказал он, надеясь успокоить ее, мол, не оставлю тебя здесь одну, не волнуйся. Но был понят по-другому. Из носа девушки вылезли сопливые пузыри, рот искривился от рыданий.
– Не бойся, – процедил он и почувствовал необъяснимое желание ворваться к ней снова. Захлопнул дверь с той стороны и скатился по ней спиной на пол. Выдохнул. Ярость во всем теле отступала. Уходила той же волной, которой пришла.
Перед Максом был глухой коридор с какими-то каменными стенами, он приподнялся и медленно поплел в сторону мерцающего света. Голова кружилась, стены то сужались, то расширялись, приближаясь и отдаляясь от него, он зажмурился, потер глаза – все встало на место. Здание пахло сыростью и каким-то странным сладковатым дымом, ему знаком был этот запах, но он не мог вспомнить его.
Он шел на мерцающий свет, завернул за угол, длинный коридор сменился еще более длинным, на стенах развешаны фонари, свет слабый, один из них подыхал. Надеясь выйти к лестнице, Макс не сбавлял шаг. Его уже тошнило от всего, что он пережил, от себя, своей ярости и непонятных желаний, от этого места и даже от девушки, она все еще раздражала его своим писком. Не зря он не заводил никаких отношений, он ненавидел женское нытье, слезы, истерики, он ни за что не спровоцировал бы на это и уж тем более не ударил бы женщину. Но сейчас он хотел ее убить. Почему он хотел этого? Может, его ударили и отшибли память? Коридор опять завернул направо. Даже если он потерял память, себя же он потерять не смог. В носу его опять этот запах фруктового дыма, что за черт… Он прошел добрых сто метров, а впереди был еще один поворот. Сколько же можно? Где выход? Свет опять замигал. Еще одна дохлая лампочка? Он подошел к светильнику и оцепенел, обернулся назад, посмотрел на светильник, еще раз обернулся, взял ключи и нацарапал на камне крест. Нацарапал и побежал. Он бежал и уже задыхался от сухости в горле. Поворот, коридор, светильники, поворот, двери, такие же, как и та, из которой он вышел, светильник, мигающий свет… Крест на камне возле него. Он в ловушке. Он ходит по кругу. Должно быть, он просто пропустил выход. Но спуска на лестницу не было. Может, выход за одной из этих дверей? Сколько их здесь, три или четыре? Эта дверь, из которой он вышел, за ней до сих пор та несчастная. Руки опять сжались в кулак. Не думай, не думай… Макс глубоко вдохнул и протяжно выдохнул. Он добежал до поворота и стал дергать ручку двери – закрыто, вставил ключ – не поворачивается. Следующая. Закрыто. Четвертая… тоже. Ни одна из дверей не была выходом из этого тупика. Он посмотрел на потолок – как же жарко, ни одной решетки, как будто, если бы она была, можно было допрыгнуть. Потолки метров пять высотой. Может, она что-то знает, она должна знать, как я притащил ее сюда и что вообще происходит? Откуда я знаю это место? Она должна знать, должна помнить хоть что-нибудь.
Макс прижался к двери, из которой только что вышел, от которой хотел убежать.
– Простите, мисс, – говорил он в дверь. – Мисс, вы не знаете, откуда я здесь? Вы не знаете, что случилось?
Заходить он боялся, при виде ее, кроме желания убить, никакого другого не возникало.
Тишина.
Неудивительно, сначала он ее чуть не прикончил, а теперь просит о помощи. Надо бы зайти и развязать девушку, как-то расположить ее к себе, объяснить, что он совсем не хотел причинить ей вреда.
За дверью молчали.
Голова трещала, раны на лице саднили и чесались, ему жуть как хотелось спать, он упал спиною на дверь, опустился на пол, уткнулся лицом в колени и не поднял головы.
10 глава
С Нейтаном Нина познакомилась полгода назад. Сначала он приходил в кафе, заказывал одно и то же: кофе и омлет. Потом заказы стали дороже, а его посещения чаще. Пару раз в книжке для чаевых Нина находила полевые цветы. Дома она высушила их и время от времени любовалась, открывая любовный романчик. Потом он приходил утром и вечером и только в ее смены. А Нина варила ему другой кофе, который покупала сама. На нее косился персонал, и ей было все равно.
От Нейтана пахло рыбой и мазутом. Он был портовым грузчиком. Его руки были всегда грязными, а глаза – чистыми, такими чистыми, что в них отражалась и Нина, и весь их мир, который они строили вместе. Они мечтали уехать далеко-далеко. Для себя и для дочери. Дочь Нины стала и его дочерью, по крайней мере, он так говорил. Малышка встречала его с работы, зарывалась в пакеты с покупками, прыгала от радости, находя кулек карамельных конфет. Потом он сажал ее на спину и, изображая страшного тигра, рычал, передвигаясь по комнате. Ребенок закатывался от смеха, а Нина, раскладывая продукты по полкам, слушала их игры с кухни и уже начинала верить в благосклонность судьбы. После того как их забросили в эту дыру для нищих, для тех, на кого у государства не было больших надежд, Нина подумала, что слежке конец, что никому из министерства и дела нет до бедной официантки и портового грузчика.
Она хотела сбежать, и эта мечта росла в ней, как опухоль, каждый день, напоминая о себе тянущей болью и тошнотой от всего происходящего.
Нейтан обещал, что сделает все, но увезет их отсюда. Мужики в кафе говорили, что никакого выхода нет, что их город граничит лишь с морем и бескрайними лесами, которые тянутся на тысячи километров, и любой идиот, кто когда-либо пытался бежать, был потом найден погибшим в лесу или выброшенным на берег.
Нечасто, но к берегу прибивало трупы, об этом не говорилось в новостях, рыбаки молча вытаскивали их баграми, накрывали брезентом, а после береговая охрана отвозила этих сумасшедших куда следует.
Но Нина не верила никому, ведь что-то же должно было быть. Неужели они заперты, навсегда заперты вот здесь, в этом городишке, в этой забегаловке, среди вонючих тарелок и немытых кастрюль. Никто не следил за ними, никакие надзоры, всем было не до них. Нина знала, что в центре города дорогие рестораны и чистые кофейни, что официантки там ходят в красивой форме, а повара в белоснежных колпаках. Их
