Внезапно руки Тэлли взмыли высоко вверх, кисти же свободно, как у марионетки, повисли. Наступила напряженная пауза. Затем эти руки упали вниз, громко и властно отбарабанив на колоде музыкальную фразу.
P-pумп-титти-титти-тум-ТА-ти!
Рука Саймона дернулась, и капли краски устремились вниз, упав на холст короткой серией брызг — точным отображением музыкальной фразы Тэлли.
P-pумп-титти-титти-тум-ТА-ти!
Заинтригованные таким совпадением и ощущая, как по той же причине зашевелились черные волосы на их головах, пятеро сидевших у стены интеллектуалов вскочили на ноги и с выражением крайнего удивления и непонимания уставились на холст. С самого верха лесов смотрел Саймон — как Бог, сделавший первый мазок сотворения мира.
Длинный черный ряд брызг на белом, как кость, фоне был точной копией музыкальной фразы Тэлли — звук превратился в знак, музыка — в видимый рисунок. Вначале шло большое округлое пятно — р-румп. За ним следовали два немного незамысловатей — титти. Затем «р-румп маленькое» — тум. После него, подобно согнутому острию копья — большая клякса, не такая крупная, как р-румп, но зато более выразительная: ТА. И наконец небольшое, неописуемо закрученное, с изорванными краями пятно, которое почему-то выглядело точно, как ти.
Весь ряд брызг походил на фразу барабана, как близнецы, выросшие в разном окружении, и был настолько же пленителен, насколько очаровывал и первобытный знак, найденный среди изображений бизонов в Кроманьонской пещере. Шестеро интеллектуалов смотрели на пятна, не в силах оторваться. Когда им все же удалось отвести взгляды, дело было сделано. За рисунком и музыкальной фразой должна была последовать целая цепь событий, в то время как в головах интеллектуалов уже рождались новые захватывающие идеи, вызывая радостный трепет.
Теперь и речи не было о том, чтобы Саймон продолжал разбрызгивать краску на новую картину, прежде чем этот поразительный феномен изучат и вынесут заключение.
На лесах появилась широкоугольная фотокамера Саймона, и тут же, в примыкающей к мастерской комнате, были отпечатаны фотографии картины. Каждый из друзей Саймона унес с собой по меньшей мере одно такое фото. Они улыбались друг другу, будто связанные таинственным и могущественным секретом. Кое-кто по дороге домой вновь и вновь доставал свой экземпляр и с жадностью разглядывал загадочный рисунок.
Когда на следующей неделе они собрались вновь, уж конечно, им было о чем рассказать друг другу. Тэлли сыграл музыкальную фразу на очередном джем-сейшне, а также в прямом эфире джазовой радиопередачи. Джейм-сейшн затянулся на целых два часа, в течение которых фраза обыгрывалась и так, и эдак, а когда Тэлли показал и фотографию того, что они играли, музыканты просто завизжали от восторга. Радиопередача же принесла Тэлли нового богатенького спонсора.
Гориус Мак-Интош получил феноменальные результаты, используя рисунок в качестве кляксы Роршаха, его пациент увидел в нем своего воображаемого кровосмесительного ребенка и за один сеанс наговорил больше, чем за сто сорок предыдущих. Три кататоника[20], находившиеся долгое время в лечебнице для душевнобольных, вскочили с кроватей и заплясали.
Лестер Флегиус довольно смущенно описал, как он использовал, по его словам, «что-то похожее, но на самом деле не совсем идентичное рисунку» в качестве захватывающего внимание символа в серии рекламных плакатов «Промышленный дизайн в повседневной жизни».
Лафкадио Смитс, чей рассказ был и длиннее и беззастенчивее по отношению к художественной находке Саймона, нагло объявил, что репродуцировал ряд брызг в виде шелкового узора на белье. Белье уже идет нарасхват в пяти подарочных арт-салонах, и в этот самый момент три девицы на чердаке Лафкадио, не покладая рук, трудятся над изготовлением новых изделий. Сообщив это, он уже собрался с духом, чтобы выслушать гневную тираду Саймона, прикидывая в уме привлекательные, на его взгляд, проценты прибыли для Саймона, но художник-модернист был странным образом погружен в собственные размышления. Казалось, он что-то напряженно взвешивает и выверяет про себя.
Новая картина так и не продвинулась дальше первого ряда брызг.
Норман Сэйлор полушутя намекнул на это художнику.
— Я нахожусь сейчас в каком-то творческом застое, меня будто заклинило, — признался ему Саймон. — Стоит лишь поднять кисть, как возникает чувство страха, что я испорчу этот непостижимый эффект первого мазка. — Он помолчал. — Есть и вторая причина. Я разложил внизу бумагу и попробовал сделать несколько небольших разбрызгиваний. Все. они выглядели практически также, как и то, большое. Похоже, моя рука никогда уже не произведет ничего другого.
Он нервно рассмеялся.
— А как твои успехи в этом деле, Норм?
Специалист по истории культуры покачал головой.
— Сейчас я только изучаю вопрос, пытаюсь представить происшедшее в континууме примитивных знаков и универсальных символов воображения. Тут все уходит очень глубоко. Но что касается застоя и этого… э-э… недостатка фантазии, я бы на твоем месте завтра утром поднялся наверх и стал брызгать, как и раньше. Большой рисунок сфотографирован, а значит, ты ничего не теряешь.
Саймон как-то неопределенно кивнул, взглянул на свою руку и поспешно ухватился за нее другой, пытаясь унять дрожь. Рука подергивалась в легко узнаваемом ритме.
Если атмосферу их встречи спустя неделю после знаменательного события отличал энтузиазм, то еще через неделю это была просто эйфория. Новый ритмический рисунок Тэлли дал начало целому музыкальному направлению, окрещенному драм-н-дрэг[21], которое обещало составить конкуренцию рок-н-роллу, а самого барабанщика два дня подряд приглашали участвовать в серии телепередач. Единственная проблема заключалась в том, что не возникало ни одной новой музыкальной темы. Все композиции в стиле драм-н-дрэг основывались на повторении или же некотором обыгрывании первоначальной мелодии барабана. Кроме того, Тэлли как-то неохотно упомянул, что несколько «тронутых» фанов стали в качестве приветствия выбивать р-румп-титти-титти-тум-ТА-ти в четыре руки.
Гориус Мак-Интош вызвал настоящий переполох, установив контакт с самыми безнадежными больными, большинство из которых считались обреченными. Коллеги со степенью магистра при обращении к нему перестали делать ударение на слове «господин», а некоторые, упрашивая дать им копии Мак-АТШПа (апперцетивного теста шести пятен Мак-Интоша), вдруг стали называть его «доктор». Его имя упоминалось в связи с возможным назначением на должность помощника управляющего лечебницей, где он был простым психологом. Он рассказал также, как некоторые стационарные больные в шутку колотят друг друга по спине, невнятно выкрикивая что-то вроде «Бумбидди-бидди-бум-БА-би». Шестеро интеллектуалов отметили схожесть поведения этих больных и фанов Тэлли.
