Когда он произнес последнее слово, губы Джорджа дрогнули, и он пробормотал что-то слабым далеким голосом говорящего во сне.
Хитзер не слышала, что он сказал, но сразу вспомнила прошлую ночь. Она уже засыпала, прижавшись к нему, когда он сказал что-то вслух. «Эрпераниум», кажется, или еще что-то. «Что?» — спросил она, но он ничего не ответил, уснул, как сейчас.
Сердце ее сжалось, когда она посмотрела на него, такого беззащитного, уязвимого, спящего с раскинутыми руками.
Хабер встал, нажал белую кнопку на машине в изголовье кушетки: туда отходили некоторые провода электродов, а другие — к ЗЭГ, который она узнала. Эта штука в стене, должно быть, и есть Усилитель.
Хабер подошел к ней, к ее глубокому кожаному креслу. Настоящая кожа. Она уже забыла, на что похожа настоящая кожа. Такая же, как виникожа, но более приятная на ощупь. Она испугалась. Она не понимала, что происходит. Она искоса посмотрела на стоящего перед ней большого человека, на медведя-шамана, бога.
— Это кульминация, миссис Орр, — говорил он приглушенным голосом, — кульминация среди внушительных снов. Мы готовились к этому сеансу, к этому сну несколько недель. Я рад, что вы пришли. Ваше присутствие помогает ему чувствовать себя в безопасности. Он знает, что в вашем присутствии я не стану проделывать ничего сомнительного. Верно? Я абсолютно уверен в успехе. Привычка к снотворному совершенно пройдет, как только прекратится страх перед снами. Сейчас он будет видеть сны, мне нужно следить за ЗЭГ,
Быстрый и массивный, пошел он через комнату. Она сидела неподвижно, глядя на спокойное лицо Джорджа, с которого сошло напряжение и вообще всякое выражение. Он выглядел, как мертвец.
Доктор Хабер занялся своими машинами, что-то регулировал, переключал, наблюдал.
На Джорджа он не посмотрел.
— Вот, — негромко сказал он.
Она подумала, что Хабер сказал это, обращаясь не к ней. Он был своей собственной аудиторией.
— Вот оно, Теперь короткий перерыв, вторая стадия сна, между сновидениями.
Он что-то делал с оборудованием на стене.
— Это будет маленькой проверкой.
Он снова подошел к Хитзер. Она не хотела, чтобы он обращал на нее внимание или делал вид, что разговаривает с ней.
Казалось, он не знает, что такое тишина.
— Ваш супруг обладал возможностью и оказал бесценную услугу нашим исследованиям, миссис Орр. Уникальный пациент. То, что благодаря ему мы узнали о сновидениях, об их значении для здорового и больного организмов, отразится на всем образе жизни. Вы знаете, что значит ХУРАД: польза человечества, исследования и развитие. То, что мы благодаря Джорджу узнали, необыкновенно полезно для человека. Поразительно, что все это проявилось в, казалось бы, самом обычном случае наркомании. Еще поразительнее, что у людей из Медицинской школы хватило ума заметить что-то необычное и послать его ко мне. Редко встретишь такую проницательность у врачей.
Он все время следил за часами и наконец сказал:
— Вернемся к бэби.
Он снова быстрыми шагами пересек комнату, пощелкал что-то в Усилителе и сказал:
— Джордж, вы спите, но слышите меня и понимаете. Кивните слегка, если вы мня слышите.
Спокойное лицо не изменилось, но голова слегка кивнула, как у куклы на ниточке.
— Хорошо. Теперь слушайте внимательно. У вас снова будет ясный сон. Вам приснится, что в моем кабинете здесь на стене висит большая фотография Маунт-Худ покрытой снегом. Вам снится, что вы видите фотографию на стене как раз над столом. Теперь вы уснете и увидите сон. Антверп.
Он снова занялся своими аппаратами.
— Вот, — прошептал он, — Вот так. Хорошо. Верно.
Тишина. Машина затихла. Джордж лежал неподвижно. Даже Хабер перестал двигаться и говорить.
Ни звука в большой, мягко освещенной комнате, с ее стеклянной стеной, глядящей в дождь. Хабер стоял у ЗЭГ, глядя на стену за столом.
Ничего не произошло.
Хитзер пальцем левой руки начертила кружок на ручке кресла на коже, которая когда-то была шкурой живого существа, промежуточной поверхностью между коровой и вселенной. Ей вспомнился мотив старой пластинки, которую она слушала вчера:
Что ты видишь, когда выключаешь свет?
Не могу тебе сказать, но знаю, это мое.
Она и представить себе не могла, что Хабер способен так долго сохранять молчание. Только раз его пальцы притронулись к шкале, и он снова застыл, глядя на пустую стену.
Джордж вздрогнул, сонно поднял голову, снова опустил ее и проснулся. Он помигал и сел. Глаза его тут же устремились к Хитзер, как бы проверяя, на месте ли она.
Хабер встрепенулся и резким движением нажал нижнюю кнопку Усилителя.
— Что за дьявол! — сказал он.
Он посмотрел на экран ЗЭГ.
— Усилитель питает Вашу j-стадию. Как вы проснулись?
— Не знаю.
Джордж зевнул.
— Просто проснулся. Разве вы не велели мне скорее проснуться?
— В общем да, по сигналу, но как вы преодолели влияние Усилителя? Нужно было усилить мощность. Я это делал слишком робко.
Теперь он, несомненно, разговаривал с Усилителем. Когда разговор закончился, он резко повернулся к Джорджу и сказал:
— Хорошо. Что вам снилось?
— Фотография Маунт-Худ на стене как раз за моей женой.
— Что еще? А предыдущий сон? Помните его?
— Кажется, да. Подождите. Мне снилось, что я вижу сон… Очень смутно помню. Я был в магазине «У Мейера и Франка», покупая новый костюм, синий, потому что у меня была новая работа. Что-то в этом роде. Не помню. У них там такая табличка, где указано, сколько вы должны весить, если у вас такой-то рост, ну и прочее. И я как раз оказался посредине шкалы веса и роста для среднего человека.
— Нормальный, иными словами, — сказал Хабер.
Он рассмеялся. У него был громкий смех. После напряжения и тишины Хитзер испуганно вздрогнула.
— Отлично, Джордж! Просто отлично!
Он хлопнул Джорджа по плечу и начал снимать с его головы электроды.
— Мы это сделали. Вы чисты. Знаете ли вы это?
— Да, — спокойно ответил Джордж.
— Большой груз спал с ваших плеч. Верно?
— И с ваших?
— И с моих. Правильно.
Снова громкий и бурный смех, слишком продолжительный. Хитзер подумала, всегда ли Хабер такой или только в крайне возбужденном состоянии.
— Доктор Хабер, — сказал ее муж, — вы когда-нибудь говорили с чужаками о снах?
— С альдебаранцами? Нет, Форд из Вашингтона испытывал на них некоторые тесты наряду с обычными психологическими пробами, но получил бессмысленные результаты. Мы еще просто не решили коммуникативной проблемы. Они разумны, но Кучевский как лучший космобиолог, считает, что они вовсе не рациональны, и то, что нам кажется социально развитым человеческим поведением, на самом деле инстинктивная адаптационная мимикрия. Трудно сказать. На них не наденешь ЗЭГ, Мы даже не знаем, спят ли они вообще, не говоря уж о сновидениях.
