— Кому вы это говорите, пастор Белофф? — риторическим вопросом ответил спутник. — Я ведь жил в Израиле. Там обычное явление, когда кто-то заявляет себя мессией с истерическими рыданиями у Стены Плача. Так и называется — «иерусалимский синдром». Дня не проходит, чтобы по Садам Сахарова с сиреной не проехала карета скорой помощи в психушку «Кфар Шауль».
— Однако за всем просматривается система. Вчера я направил депешу Собору Посвященных. Понимаю, это было жестом отчаяния… Я указал несколько ключевых моментов во всех последних лжеучениях и приложил свои выводы, — продолжал нашептывать другой, с тревогой поглядывая по сторонам.
— Напрасно, все напрасно, — ответил второй. — По вашей просьбе, пастор, я переговорил неделю назад с так называемым иудейским крылом Приврата… Они отказываются определить напутствующего. Дескать, Россия погрязла в ксенофобии, антисемитизме и националистическом шовинизме. Причины этого они усматривают чисто политические, поэтому считают, что Россия нуждается не в стражах и напутствующих, а в политических санкциях вроде поправки Джексона — Вэника. Как основное проявление лика Зла в России они рассматривают национальную рознь, а это, как вы понимаете, вовсе не требует вмешательства Ордена Приврата Господнего. Насколько я знаю, все другие конфессии Ордена, их представители, живущие в странах Запада, тоже это признают. Всех устраивает благоденствие, возникшее возле финансовых потоков, текущих ныне багровыми реками из России.
— Но как же так? Что же делать, реббе? — вконец расстроился пастор. — Вы же знаете, что по традиции один из привратников представляет древних Детей Света, выступивших у горы Мегиддо в борьбе против Детей Тьмы, как это говорится в свитках Мертвого моря… Ну, в качестве олицетворения этнического происхождения, что ли…
— Да-да. Как на театрализованном детском утреннике, — с сарказмом заметил реббе. — Но ни вы, ни я — никто не может с уверенностью утверждать, как, где и в каком качестве появятся привратники. Вы плохо себе представляете наше конфессиональное крыло, которое вместе со всеми правоверными евреями, ждет эры Машиаха. Для них я — олим, то бишь русский эмигрант, которого нельзя хоронить на освященной земле. А недавно скончавшийся глава хасидов «Хабад», которого без проблем похоронили на освященной земле, оставил духовное завещание своей пастве… продолжать добиваться мирового господства, когда, согласно пророчеству, «у каждого еврея будет по 10 гоев-рабов», а особо упорные народы будут «произведены в ранг Амалека и уничтожены вместе с их женами».
— Что же это такое? К кому мне тогда обращаться? — ошеломленно пробормотал пастор.
— Я хочу расставить все точки над «i», — сочувственным тоном продолжил реббе. — Вы утверждаете, Белофф, что на днях в России, возле какой-то горы начнется третий Армагеддон, поскольку там, как вам кажется, осталась подготовленная восьмая часть. И все крутят у виска, никто с вами не выразил желания пообщаться плотнее, верно?
— Да, реббе Береш, вы уже пятый к кому я обращаюсь! — с горячностью вскинулся пастор.
— Могло быть и хуже, — рассудительно ответил реббе. — Лично я ни к кому не рискнул бы обратиться с тем, что давно тревожит меня. Давайте рассуждать логически, пастор. С восьмой части Армагеддон не начинают, ею заканчивают! Это не начало, Белофф, это конец! Мне невыносимо больно, но вынужден констатировать, что Израиль, с которым я связывал столько надежд… давно сдался без боя. И в России намечено не начало, как во втором Армагеддоне, а последняя битва. Вы читали «аналитические доклады» о распаде России? А ведь это не просто страна, а важнейшая сакральная составляющая этого Времени. Похоже, что никого не волнует даже гибель людей здесь… Каждый по-прежнему уверен, что именно он останется жить долго и счастливо, что именно его это не касается. Так было всегда. Но никогда ранее весь мир не был помазан грабежом России. Это, как вы понимаете, тоже сакральный акт! Грешно так говорить, но присасываться с жадностью всем миром можно было к какой угодно другой стране, только не к России, которая, проиграв свой Армагеддон, залила собственной кровью общий второй Армагеддон. Вы догадываетесь, кто все это устроил?
— Мы просмотрели, Береш, да? — дрожащим голосом спросил пастор. — Я каждый день читал эту часть напутствия выставленным дозорам: «У каждого Времени — свой Армагеддон, а у каждого народа — свой. Не дайте им слиться в общий!» Если все заинтересованы, чтобы Россия погибла, в восьмой части действительно будет общая битва… Все поздно? Надежды нет?
— Скажите, Белофф, вы ведь пришли в Орден сами? — неожиданно сменил тему реббе. — Раньше каждый, кто приходит в Приврат, так или иначе сталкивался с чем-то, что его лично убеждало искать малейшую возможность встать перед Нижними Вратами. Кому-то это дано, а кому-то нет. Но большей частью мы все — потомственные члены Ордена. Мы знаем его историю, немного иначе представляем себе религиозные каноны, что позволяет с легкостью находить общий язык между конфессиями. Не только потому, что у нас общая эмпирическая основа религиозных убеждений. Когда-то у нас была и общая цель.
— К чему вы клоните, реббе Береш? — недоумевая, спросил Белофф.
— Послушайте, я встретился не для того, чтобы поговорить о проблемах Ордена, — неопределенно махнул рукой реббе. — Я поясню свою позицию, а потом мы выработаем общее решение. Но для начала, пастор, вы можете ответить честно, что вас толкает встать у распахнутых Нижних Врат?
— Хорошо, я отвечу, — с видимым колебанием решился пастор. — Я все время вижу странный сон. Вижу эту гору… ясно вижу! Будто я лежу там… на склоне в мерзлой земле… Сверху падают люди… мертвые люди… катятся рядом. Ни звука не слышно и такое спокойствие на мертвых лицах… А потом я вижу этот свет… потом появляются звуки… я… простите меня, я всегда так расстраиваюсь… до слез.
Пастор остановился, достал платок и начал вытирать повлажневшие глаза дрожащей рукой. Из-под шляпы он смущенно прошептал: «Простите! Вы, конечно, не обязаны меня понимать! Не могу объяснить…»
В этот момент реббе резко оттолкнул его в сторону и едва успел отскочить сам. Мимо собеседников на дикой скорости промчался неизвестно откуда взявшийся велосипедист. Возле реббе Береша он со всего ходу въехал в лужу, обдав его и пастора веером холодных брызг. Пригнувшись, он тут же свернул в боковую аллею и скрылся из вида.
— Не надо мне ничего объяснять, Белофф! Согласитесь, такое лучше всяких объяснений… И в последнее время нечто вроде этого стало происходить всякий раз, когда я вспоминал или упоминал о привратниках, — отряхивая пиджак и брюки, сказал Береш. — Всякий раз!
