Розовые фалды скрылись за портьерой. Немного ссутулившись, Цесариум протянул ребенку большой палец:
– Ну, идем, посмотрим твои угольки. Сколько, говоришь, их у Нкжты? Ты уже придумала им имена?
Спина Цесариума расплылась, заняла весь экран. Появился овальный стол, накрытый на четыре персоны. Все в той же скромной серой блузе, чуть приволакивая ногу, Цесариум водил вокруг стола статного красавца в сиреневой рубахе до пят.
– Ты даже не представляешь, Иоска, как огорчил меня отъезд Купки. Я-то, сентиментальный дурак, думал увидеть вас всех, поболтать за чашкой оло, вспомнить старые дни, перекинуться в тун. Ведь я, подумать только, не видел вашего малыша больше года.
– Что и говорить, редко, очень редко видимся. Знал бы ты, как обрадовал меня твой вызов.- Гость говорил громко, но принужденно.
– Вызов? – Цесариум воздел руки.- Да как у тебя язык поворачивается называть мое дружеское приглашение эдаким сухим словом! Ну – зов, призыв – еще туда-сюда. Да что я тебя заговариваю – за стол, за стол. И запомни крепко, как только Купка с малышом вернутся – ко мне. Пусть дети познакомятся, пусть дружат, кто знает…
Гость почтительно сложил руки.
– О, это такая честь. Мы непременно… Купка будет счастлива…
Цесариум сам разлил вино.
– Ты напряжен, мой милый Иоскега, несвободен. Я не вижу своего старого друга, украшавшего любую пирушку. Вместо него я вижу человека, который пришел к зубному врачу или к начальнику куратория обеспечения свободы. Ха-ха-ха.
Иоскега замер, не донеся до губ бокала желтого итайского вина.
– Ну же, выпей и поделись со мной своими заботами.
Иоскега встряхнулся и заговорил довольно бодро: – Знаешь, Болт, я действительно испугался, получив твое приглашение.
– Как можно бояться друга?
– Легба был нашим общим другом. Ты пригласил его. Совсем недавно – и месяца не прошло.
– Легба – другое дело. Он якшался с сольниками.
– На ты мог бы…
– Не будем о нем. Дай-ка твой бокал. Вот так. Выпьем теперь за тебя.
– За тебя, Болт.
– Хорошо. За нас. Мы должны верить друг другу. Я, например, верю, что ты мне поможешь.
– Я – тебе? Ты нуждаешься в моей помощи? – Иоскега поперхнулся и отпил большой глоток вина.- Ты нуждаешься в помощи?
– Больше чем кто-либо другой.
– Не могу себе представить. Ты, Болт, ты – Цесариум,- не могу…
– Ну да, суровый и мудрый вождь, никогда не ошибающийся, знающий единственно верный путь, ведущий корабль между Сциллой – сольниками и Харибдой – улитками. Думаешь, я окончательно превратился в чванливого идиота, размноженного старцами из куратория правдивого воспроизведения действительности? Думаешь, я не вижу, что вместо любви и верности, дружеского расположения и нежности мне подносят лесть и страх, ложь и зависть, лицемерие и подлую, трусливую ненависть? Эти рожи, эти гнусные рожи… И только Салима, моя Салима…- Болт помолчал, потом улыбнулся.Жаль, что нет Купки. Она любит малышку. И Салима ее помнит, помнит игру в этого…- Болт поиграл пальцами.В паучка. "Паучок паутинку прядет, он к Салимочке в гости придет". Так пела ей Купка. Забыл, что там дальше.
– "Он бредет вразвалку, ставит в угол палку…" – радостно подсказывает Иоскега.
– "Скинул со спины мешок, а в мешке подарки".
И они продолжали вместе:
Из нитки тонкой – Нюкте попонку,
Из нитки средней – Няне передник,
Из самой толстой – Салимочке холстик.
Постелет на кроватку – Будет спаться сладко.
– Ведь девочка не помнит матери,- сказал Болт, помолчав.
Иоскега испуганно поднял глаза.
– Знаю, знаю, что ты думаешь. Жестоко разлучать мать и дочь. И прочее, прочее, прочее. Ты-то должен понимать, что это была не прихоть тирана, а трагическая необходимость. Катукара дала себя запутать улиткам. Стала знаменем изоляционизма. Мне пришлось удалить ее – для ее же блага. Это была жертва – тяжелая, вынужденная жертва. Моя вина, что я не обеспечил защиту. Не предусмотрел, что эти мерзавцы, потеряв Катукару, решатся на убийство. Помнишь слова Мутинги на суде? "Катукара должна была умереть, чтобы всколыхнуть народ на борьбу с тиранией Болта".
– Не все верили в искренность этих слов Мутинги,- робко возразил Иоскега.
– Напрасно. Мутинга был изобличен полностью. У него не оставалось надежды. К тому же нельзя отказать ему в мужестве – он не просил пощады. Продолжал грозить, зная, что его ждет смертный приговор.- Болт вдруг замолчал, последние слова повисли над столом.- Оставим эту печальную тему. Вернемся к тебе, Купке, малышу. Ты запомнил, что я жду вас к себе?
– С радостью придем, Болт. Ты знаешь, если бы ты… не удалился от всех друзей так стремительно…
– Моя вина. И не пытаюсь оправдываться. Но я хочу все изменить. Я вообще подумываю об отставке.
– Ты?!
– Мы с Салимой уехали бы в какое-нибудь захолустье,не замечая восклицания Иоскеги, говорил Болт,- и тихо жили бы… Дом над рекой, небольшой садик, огород. Иногда – не слишком часто – нас навещают друзья. Вы с Купкой…
– Но как же так? Ты – основа, символ, вождь… Ты не можешь. Все может заколебаться…
– Нет,- продолжал свою мысль Болт.- В этом плане есть изъян. Девочке нужно живое окружение. Она захиреет наедине со стариком. Я мог бы послать ее в Систему, поучиться. Может быть, даже на Землю. Как ты думаешь?
Иоскега молчал.
– Но кому передать все это? Вокруг – ни одной достойной фигуры.- Болт поставил бокал и обнял себя руками за плечи. Тяжелый взгляд нашел уклончивые глаза Иоскеги.
– Ты догадываешься, зачем я тебя позвал?
Иоскега страшно побледнел.
– Тебе никогда не хотелось стать?..
– Нет, нет, нет! Ни на мгновенье! Ни желания, ни самой далекой мыслишки, клянусь!
– Ты говоришь так, будто в желании стать первым есть что-то постыдное. По-твоему, я должен стыдиться своего места?
– Нет, нет!
– Своих поступков?
Иоскега издал сдавленный писк и замотал головой.
– Своих людей?
– Ни в коем случае!
– А вот тут ты перестарался. Они дерьмо. Потому я и не вижу среди них своего- преемника. Есть достаточно умные, довольно изобретательные, весьма распорядительные, но…
– Зачем тебе думать о преемнике?
– Но ни один не одухотворен идеей! Я знаю единственного человека на планете, достойного воспринять мою власть и мою муку.
Иоскега отпрянул. Затрещал стул.
– Ты шутишь, Цесариум!
Болт посмотрел на него с удивлением.
– Ха-ха! О Боже, нет, мой милый. Не о тебе речь. Ты давно видел Кунмангура?
– Ты же знаешь, как я живу. Разве могу я встречаться со Слугами? Кто меня допустит к самому Кунмангуру?