— Скажи там, нашел Рокамору! И Нахтигаль тоже тут! Да, Ян! C ребенком! Плюс какая-то баба с сосунком.
— Нахтигаль? — переспрашивает Рокамора. — Ян Нахтигаль?
— Привет, Эл, — говорю я Элу.
— Доложили командованию! Держись! — шипит коммуникатор.
— Положи пистолет на пол! — перекрикивает комм Рокамора. — Положи его на пол, скотина, или я отпускаю! Раз…
— Кишка тонка!
Мой ребенок заходится в визге:
— Ааа-а. Ааа-а.
— Они все равно убьют меня, как только оцифруют! Лучше так! Два!
— Ладно. Ладно. Только тебе это не поможет… — Эл приседает и кладет пистолет на пол.
— И скажи своим, скажи! Давай! — Рокамора играет детонатором, будто это и вправду эспандер.
— Потише там! — кричит Эл в комм. — Этот псих весь обмотан взрывчаткой! Погодите со штурмом!
— Пятеро заложников, двое детей, у Рокаморы бомба, принято, — гундосит комм.
— Подержи мою тоже. — Я сажусь рядом с подвывающей Бертой. — Никак не могу успокоить ее. Ну-ну, не волнуйся. Все будет хорошо.
Эл играет в гляделки с Рокаморой. Я обнимаю его сзади, стальной зажим, отвожу назад, укладываю на пол. Он сучит ногами, Берта рыдает, дети визжат, саранча мечется туда-сюда, Рокамора удивленно лупает своими глазами, я нашариваю пистолет — клейкий, перемазанный — и одним ударом успокаиваю Эла. Потом нахожу у него в кармане наручники-ленту, стягиваю его запястья, пристраиваю его, мешок, в углу.
— Нахтигаль, — повторяет Рокамора, тупо наблюдая за моими манипуляциями. — Тот самый Нахтигаль. Герой освобождения Барселоны. Тысячник. Ублюдок.
— Слушай, ты! — Я выставляю ствол, до его лба — полметра, но риск все равно слишком велик. — Да. Я там был. Был в Барсе. Я все видел. Слышал. Я открыл ворота, правда. Но убил их ты. Все пятьдесят миллионов человек. Подставил их. Использовал. Привел на бойню. Я там был, когда ты их подзуживал…
— Ложь! Я хотел освободить их! Они заслуживали справедливости! Я только…
— Был там, когда ты врал про Аннели.
— Что?!
— Когда ты клялся ей в любви, говорил, что мечтаешь все вернуть…
— Я не врал! Какое тебе дело до этого?! Кто ты?! Где она?! Я молчу.
— Где она?!
— Это наша-то Аннели? — помогает притихшая было Берта. — Умерла она. Родами умерла, третий месяц пошел как.
Рокамора вздыхает-смеется-всхлипывает.
— Что?
— Ты успокойся только, не взрывай нас, ладно? Умерла. У него вон спроси, ребеночек-то ее ведь. Любил ты ее, Аннели? Не погубишь же ребеночка ее?
— Умерла?
— Умерла, — признаю я.
Эл возится в углу, бурчит что-то.
— Почему у тебя ее ребенок? — Рокамора перекатывает на меня выпученные красные шары. — Почему ты все про нее знаешь… Это ты, да? Это ты с ней там. Это от тебя она.
Его пальцы оскальзываются на пружинной рукояти детонатора, и он еле перехватывает ее. Я все держу его лоб на мушке.
— От Бессмертного. От выродка. От убийцы.
— А должна была? От труса? От предателя? От слабака? — спрашиваю его я. — Гляди-ка! Может, узнаешь меня?! — Я срываю маску Эла, тот пьяно моргает, прикладываю ее к своему лицу. — Помнишь, как ты мне рассказывал, что там, под маской, я нормальный парень, что я не хочу тебя убивать? Твою жену драли Бессмертные, а ты поджал хвост и сбежал, как только я тебя отпустил! Помнишь?! Вот он я! — Я снимаю маску. — Вот он я, нормальный парень! Я должен был тебя год назад пришить, прямо там!
— Ты? Это — ты?
— Что же ты оставил ее тогда?! Почему не забрал, раз так любил?! Почему дал мне ее убить?! Дважды дал! Бросил ее там и ждал! Чего ждал?
— Я отправлял за ней людей!
— Если бы ты пришел сам — я бы не смог ее увести! Но ты слишком печешься о своей шкуре. Ты себя любишь, а не ее! У тебя права на нее нет!
— Заткни свою пасть, понял?! — Он шагает ко мне, забыв о бомбе, о пистолете. — Я ее любил! Я ее люблю!
— Не ее! Какую-то другую бабу! Ты же признался ей? Признался! Она была просто похожа на кого-то! Ты ее как эрзац пользовал!
— Да что ты понимаешь, щщщенок?! — рычит он.
Берта дает ей грудь, и она наконец умолкает. Саранча стрекочет. Эл стонет и мычит. У него опять пробуждается коммуникатор.
— Мы доложили командованию. Просят соединить. Сенатор Шрейер на линии. Прими вызов!
— Отмени! — Я перевожу ствол на Эла; но тот ничего еще не соображает.
— Хесус! Ты там? — говорит Шрейер из руки Эла.
— Шрейер?! Почему Шрейер?! — Рокамора облизывает губы, утирает пот со лба рукой, в которой зажат детонатор. — При чем тут Шрейер?!
— Ты там, Хесус? — продолжает сенатор. — Какая удача! Искал Яна, а нашел тебя. Вот подарок! После стольких лет! Что ты там делаешь? Встретились обсудить свои чувства к этой бедняжке? Как ее — Аннели?
— Откуда он знает? Откуда он все знает?!
— Я слышал, ты собираешься подорваться? — В голосе Шрейера — вежливый интерес: еще одна светская беседа, и только.
— Выруби! Выруби его! — требует Рокамора.
— Не спеши, — говорит сенатор. — У меня для тебя столько нового! И для тебя, Ян. Прости, кстати, что не перезвонил раньше, был плотный график.
За дверью слышна какая-то возня; потом — пробный удар чем-то тяжелым.
— Что они там делают? Отзови их! Отзови своих псов, Шрейер! — кричит Рокамора. — Сейчас тут все на воздух взлетит! Слышал?! Я за себя не отвечаю!
— Не нужно, не нужно, — уговаривает себя Берта.
— И никогда не отвечал, а? — замечает Шрейер и добавляет куда-то в сторону: — Риккардо, поставьте ребят на паузу. Попробую провести с террористом переговоры.
— С террористом?!
— Ну да. Включи новости. Хесус Рокамора взял пятерых заложников и угрожает подорвать себя вместе с ними. Среди захваченных — женщина и двое грудных детей. Прекрасно, разве нет? Главарь Партии Жизни убивает двух младенцев. Достойный финал.
Удары прекращаются, но теперь из-за двери раздается глухой скрежет, будто по полу тащат что-то тяжелое.
— Это ложь! Никто не поверит!
— Думаешь, тебе кто-то даст выступить с опровержением? Это конец, Хесус, и ты сам загнал себя в тупик. Вопрос только в том, хочешь ли ты уйти, как террорист, или сдаться и раскаяться.
— Раскаяться?! В чем?! В том, что тридцать лет спасал человеческие жизни?! В том, что боролся с людоедами?! Пытался уберечь детей от ваших костедро-билок?!
— Если тебе так трудно это дается, каяться за тебя может твоя трехмерная модель. Для этого, конечно, нам желательно заполучить тебя целиком, чтобы было что оцифровывать.
— Как я и думал. — Рокамора облизывает губы. — Пустить по новостям мою заводную куклу. Лизать вам задницу и призывать наших сдаваться. Как с Фукуямой. Как с женой Клаузевитца.
