кажется.
— По Южной дороге?
— Да, со стороны Аполиса. Откуда же ещё?
— Спасибо.
Я тянусь поцеловать Элизабет в щёку. Она вскрикивает. Внезапно я получаю хлёсткий удар в затылок. Я валюсь на пол и теряю сознание.
Утро. Подворотня улицы. Голова раскалывается. Что вчера было? Почему тело беспощадно болит? Почему убогий Аомби обшаривает мои карманы? Я бью вору коленом в голову. Теперь я буду бодрствовать, а он видеть сны.
Кое-как встаю, осматриваюсь. За интимную беседу с Элизабет меня изрядно попинали и выбросили в квартале от Центра. Круг подозреваемых, учинивших избиение, короткий — Каен, Хантер, их сослуживцы.
Мой бой в клетке отменяется? Что-то я сильно сомневаюсь.
Я трезв, но, думаю, ничего страшного. Слабость ужасная. Я так плохо себя чувствую, что вряд ли Аомби сочтут меня уцелевшим.
Плетусь по улице, ощупываю языком зубы. Все целы. Правда, губа разбита в двух местах, неприятное ощущение. В карманах всё на месте. Вор был единственным, кто обнаружил меня. Комкаю пропуск в Центр, который дал мне Дэниэлс, и бросаю в первую попавшуюся урну.
Хилый старик торопится, обгоняет других, чтобы получить утренний паёк. Он не замечает, как карточка с талонами, выпадает из его рваной одежды. Я вынужден поднять — мне ближе всего.
— Стойте, вы обронили! — кричу я и протискиваюсь к старику.
Я сделал глупость, привлёк много внимания.
— Спасибо, — слабым голосом благодарит старик. — Идите за мной. Вы, наверное, голодны?
Я хочу отказаться, но, увидев сколько собрал зевак, соглашаюсь. Большинство Аомби не вернули бы карточку, даже если бы старик сразу нашёл её нового обладателя. Мой добрый поступок показался Аомби подозрительным. Болезнь, бедность, зомбирование делают их дикими и злобными. На них, одурманенных, больно смотреть.
Давно не ел пищу, которую дают жителям. Обычно куриный фарш смешивают с крупами и опилками. Каждую неделю пайкам придают новую форму и меняют вкус, цвет, запах; для этого в пайки добавляют ароматизаторы, красители, загустители.
Вагончик остановился на углу улицы. Старик отрывает талон от карточки, трясущейся рукой протягивает его мне. Когда подходит моя очередь, я отдаю талон в окошко, дышу в трубочку алкотестера, забираю стаканчик и миску. Кажется, я начинаю понимать, как Лео имитирует Аомби. Нужно выглядеть слабым и немощным, но это унизительно.
Главное «блюдо» пайка выглядит, как 200-грамовый кусок хлеба. Пробую на вкус. Напоминает пиццу «Всего понемногу». То ещё лакомство. Правда, опилки застревают между зубов, их добавляют для сытости. Чтобы есть эту еду, Аомби готовы существовать бесцельно, трудиться безрезультатно и обвинять в своих бедах уцелевших.
— Выбрось эту дрянь, — старик указывает на стаканчик с зеленоватой жидкостью.
— А что такое? — я и не думал это пить.
— Говорят, сильнодействующий Афир, он обостряет болезнь.
Теперь я догадываюсь, как Мёрфи собирается достигнуть «баланса» между здоровыми и больными. Отравленные пайки ухудшат состояние Аомби, многие из них погибнут. Вот тебе и Профилактика заболевания. Но, думаю, Поколение не позволит Мёрфи воплотить его безумную идею в жизнь. Поколение уничтожит уцелевших, так как считает их главной угрозой своего существования.
Человечество погружается в омут дурмана и принимаемые решения становятся всё более неразумными, приказы всё более преступными.
Сытость умиротворяет. Солнце слепит глаза, я перестаю замечать грустных Аомби, серые дома. Иду со стариком до перекрёстка и прощаюсь навсегда.
Подросток-агитатор в зелёном комбинезоне громко и внятно повторяет заученные фразы:
— Джемисон ищет сторонников! Безопасный труд, еда, кров! Вступайте в ряды Джемисона!
— Городок расширяется? — бросаю я.
— Приходи сегодня. — Подросток протягивает мне листовку. — Это изменит всю твою жизнь.
— Хорошо, подумаю, — вру я.
На противоположной стороне улицы мужчина-агитатор, одетый в чистое пальто, громко говорит:
— Мёрфи — наш Лидер навсегда! Стабильно высокие пайки и зарплаты для всех! Мы говорим Лидер, подразумеваем Мёрфи! Мы говорим Мёрфи, подразумеваем Лидер!
Политическая борьба в разгаре. Джемисон, временно увеличив численность городка, обеспечит себя дополнительными голосами. Эта стратегия может сработать при очень низкой явке. Но, думаю, Мёрфи разгадает план Джемисона и погонит жителей на выборы.
В гостинице Оливер во второй раз даёт мне аптечку. Я — проблемный постоялец.
Кэт и Егерь ждали в номере моего возвращения.
Кэт кидается ко мне.
— Господи, ты сильно ранен?! — её голос такой взволнованный, что у меня сердце кровью обливается.
Я обнимаю Кэт и целую. Она пытается задрать мою грязную рубашку, осмотреть меня.
— Это всё моя вина?! Моя, да?! — не может успокоиться Кэт.
— Всё не так плохо. Я остался жив, и кое-что узнал, — говорю я. С трудом воскресив в памяти вчерашние события, пересказываю их. Кэт не слушает. Она обрабатывает мои ссадины и ушибы.
— Через три дня, вечером, по Южной дороге, — повторяет за мной Егерь самую важную информацию. — Мы успеем разработать план и захватим Джозефа на подъезде к городу.
Кэт пропускает его слова мимо ушей:
— Шон, как ты?
— Нормально, голова болит, хочу немного полежать. В графине есть вода?
Кэт торопится в другую комнату проверить.
— Отдохни и начинай собирать вещи, позже заеду за тобой, — говорит Егерь.
Я киваю.
— Отвези Кэт, она опаздывает.
— Думаю, это будет один из последних её дней на работе.
Я хмурюсь. Когда похитим отца Элизабет, нам придётся спрятаться. Власти будут подозревать меня преступлении и искать сообщников среди мои друзей. Кэт перестанет появляться на работе; я не смогу навещать маму, и не буду больше знать, в каком она находится состоянии, жива ли вообще.
Кэт возвращается со стаканом воды, наполненным до краёв. Жидкость проливается и капает на пол. Я благодарю Кэт, пью воду из её рук.
— Лучше? — интересуется она.
— Гораздо.
— Хочешь я останусь?
— Очень хочу, но присмотри за моей мамой, наверное, в последний раз…
Кэт бросает на Егеря злой взгляд. Она прислоняется губами к моей щеке, хочет что-то сказать, хочет что-то вынуть из кармана, но не решается, расстроенная уходит с Егерем.
«Снова брать в руки оружие», — неприятная мысль. Перед глазами мелькают воспоминания фронтовых боёв, перестрелок, погонь, в которых я принимал участие.
Свежо в памяти нападение на военкассатор. Автомобиль ехал на передовую без конвоя. Мы блокировали его, обезоружили охранников и быстро перегрузили мешки с деньгами к себе в машину. Предстоящая операция точно будет сложнее.
Лёжа в постели, чувствую, что меня знобит. Голова, как будто налита свинцом. Но боль терпимая, и постепенно меня обволакивает восстановительный сон.
Кругом море, а я не умею плавать. Волна приподнимает меня, и я не чувствую песка под ногами. Немного страшно. Я снова и снова нащупываю дно. Внезапно набегает большая волна, высоко поднимает меня, проходит дальше. Я тянусь ногами ощутить песок, стало
