стороне колючей проволоки.
Значит, надо выявлять.
Как отличить шпиона от не-шпиона? Легко! Шпионы подозрительно себя ведут и лица у них подозрительные. А когда лицо у человека обыкновенное, и ведет он себя, как полагается, то это подозрительно еще больше. Замаскировался, подлец!
Через некоторое время начальство Михаила Егоровича не выдержало, отправило его на пенсию. С почетом и облегчением. Радовались рано: Михаил Егорович продолжил искать шпионов и на пенсии. Прямо из окна. Замучил всех, но спустя какое-то время администрации городка и военным руководителям удалось отправить Михаила Егоровича куда подальше. В ссылку. В Москву.
Больше рассказывать не буду, уже все понятно. Нам жаль и его, и дядю Сережу.
2
Пришли мы на место, но что делать теперь, кто б подсказал. Окно Михаила Егоровича открыто, и в его неглубокой глубине виднеется он сам — седой, лохматый, мнительный. На шее — армейский бинокль, под руками — печатная машинка с заправленным листом. Когда мы подходили, он на нас в бинокль смотрел, когда остановились — без бинокля, а когда чуть-чуть постояли, он бинокль перевернул, чтоб оценить нас удаленно.
— Вы хулиганы, — наконец сказал он нам, — для шпионов вы слишком маленькие. Приходите, как подрастете.
— Почему маленькие, — обиделся Артем, — совсем не маленькие. Гляньте в бинокль с другой стороны и убедитесь.
— Хм… говорите, что вы шпионы? — снисходительно произнес Михаил Егорович. — Кого вы хотите обмануть? Что я, шпионов не видел? Миллион раз на картинках! Сорок лет их ловил на разные приманки! Шпионы… Если вы шпионы, то что вы хотите здесь нашпионить?
— А хотя бы секреты изготовления живых памятников! — не растерялся Артем.
— Памятников? Да кому они нужны! В нашем гарнизоне памятников была целая сотня! Живых, а каких же еще! Ночами по плацу маршировали от безделья. Песни горланили!
И посмотрел на нас очень свысока. Будто сидел не на втором этаже, а по меньшей мере на пятом.
— Я сумасшедший, мне можно критиковать власть. Так даже врач сказал. Потом добавил — "завидую я тебе…"
— А если для разгона демонстраций? — заспорил Артем. — Идет по телевизору в программе "Международная панорама" колонна рабочих, протестует за мир против мирового капитализма, а им навстречу шеренга памятников с резиновыми дубинками.
Михаил Егорович снял с шеи бинокль, еще ближе пододвинулся к подоконнику. Вид у него стал взволнованный.
— Так вы шпионы? Правда? Не обманываете?
— Не обманываем, — помотал головой Артем. — Честное пионерское.
— Невероятно… — Михаил Егорович чуть не разрыдался. — Думал, помру, но так и не встречусь… Чьи вы шпионы, американские?
— Нет, — возразил Артем, — с острова Пасхи. Там каменные истуканы тысячелетние, хотим оживить их, чтоб не скучали.
— Интересная мысль! А не пробовали сделать социалистическую революцию, вам бы тогда партия сама технологию безвозмездно подарила?
— Не выйдет, — сказал Артем — у нас первобытное общество, а для революции нужно капиталистическое. Чтоб свергнуть буржуев, ими надо сначала обзавестись.
— Со мной соглашаются, — пробормотал Михаил Егорович. — Когда последний раз было такое? Боже мой, пусть даже бога и нет…
— Вы хорошие шпионы, — Михаил Егорович взял себя в руки и сделал суровое выражение лица, — я не против, чтобы вы оживили своих истуканов. Как мы своих, они мало отличаются. Шпионы, хотите конфет?
— Ага! — обрадовались мы.
— Стойте здесь, я вам скину кулек. В квартиру, извините, не пущу. Если шпионы увидят, как живет советский человек, то смогут понять его загадочную душу, и тогда на Западе перестанут читать Достоевского, а это будет катастрофа.
На минуту он пропал, затем вернулся с целлофановым пакетом.
— Ловите.
В пакете оказалось полкилограмма шоколадных конфет "Мишка косолапый". Класс! Почти что пломбир.
— Спасибо огромное!
— Это вам спасибо! Приходите еще! Я доволен. Недельную норму по выявлению шпионов выполнил, можно взять маленький отпуск, хахаха. Пока, ребята!
3
Честно говоря, после Михаила Егоровича на душе у меня стало нехорошо. Выглядело так, словно мы издевались над больным человеком. Я поделился сомнениями с Глебом и Артемом, но они меня не поддержали. Особенно Артем. Он вообще мало переживает.
— Пусть дядя Сережа отдохнет, и Михаил Егорович успокоится. Может, он и чудит из-за того, что поболтать не с кем, — сказал Артем.
Похоже, он прав. Что сделано — то сделано. А плохие стороны отыщутся в чем угодно.
Глава 6 Друзья
1
Артем, конечно, артист. Умеет говорить любую ерунду на полном серьезе, не меняясь в лице. Без тени сомнений. Это у него от природы. Папа его такой же. Не зря они похожи как две капли воды.
Иногда мы развлекались:
— Артем, небо сейчас голубое?
Оно действительно голубое, солнце вовсю, ни ветра, ни облаков.
— Да, голубое, — отвечает Артем.
— Или тучи собрались?
— Жуткие тучи! Небо черное! Скоро гроза! Пойдемте быстрее, а то промокнем до нитки!
Говорит он все это с испугом, ежась от якобы налетевшего шквала. И сомневаться начинаешь — может, не такое уж небо и голубое? А если голову поднять, оно и впрямь на секунду черным покажется.
Однажды я попросил его убедить меня, что дважды два — пять. Было интересно узнать, что я почувствую.
И узнал.
— Дважды два — пять, это сложно, что ли? А сколько по-твоему, шесть? Ты что, маленький? Все говорят — пять! Думаешь, они тебе плохого желают?
И в лицо заглядывает, вне себя от возмущения, разозленный тем, что приходится объяснять такие простые вещи.
Мне стало страшно. Убедителен он, просто кошмар. Мысли мелькать начинают — а вдруг и правда "дважды два — четыре" — всего лишь игра? Такая же, как "дважды два — пять"?
Как легко заставить человека если не поверить во что-нибудь, то засомневаться в противоположном, а там уже недалеко и до веры.
Я, значит, философ, раз думаю о таком. Только рассказывать свои мысли нельзя. В школе будут смеяться, а дома — грустно вздыхать.
Для Артема умение притворяться — что-то само
