— Были такие, кто отказался под китайцев лечь, — кивнул Ганс, — только с ними быстро разобрались. И довольно жестко. А после того как Хачика убили и Серого покалечили, все сразу и замолчали. Своя рубашка, знаешь ли, ближе к телу.
— А что с Серым?
— Ты загляни в богадельню, — посоветовал Ганс, — он теперь там живет, в коляске сидит и слюни пускает, ни говорить, ни двигаться не может. И всю память у него отшибло…
— Понятно, а Хмырь?
— Он хитрей всех оказался — сразу к китаёзам перебежал, а те ему разрешили таскать потихоньку товар и сбывать заезжим туристам. Вроде как свой маленький бизнес…
— Ясно, — кивнул я.
— Да ничего тебе не ясно! — взорвался толстяк. — Здесь уже все по-другому! И ты, Малыш, если хочешь жить, будь очень осторожен. Я тебе, как другу, говорю — с китайцами не ссорься. Очень мне не хочется видеть тебя в инвалидном кресле, пускающим слюни. Кстати, ты зачем вообще сюда вернулся? У тебя же здесь никого нет…
— Да так, потянуло в родные места, захотелось вспомнить детство, побродить…
— Ну-ну, поброди, — хмыкнул Ганс, — только близко к дыре не подходи. Без разрешения китаёзов тебя за «колючку» не пустят — пристрелят, как миленького.
— Даже так?
— Да, — подтвердил Ганс, — вся охрана у них на содержании. Кого скажут, того и пускают, а остальных отстреливают — чтобы зря не лезли и товар не выносили. А то уж больно много желающих развелось денег срубить, особенно после того, как Перец свою «мочилку» нашел.
— Знаю, слышал, — кивнул я, — отличная штука, любого вырубает за сто метров. Сейчас они у всех полицейских имеются, на вооружении…
— Да, и у китаёзов тоже, — подтвердил Ганс, — чуть дернешься — тебя сразу отключают и в дыру кинут. Все чисто: следов никаких, свидетелей тоже, а патрули подтвердят, что нашли тебя на запретной территории. И получишь срок за незаконное проникновение, сядешь на пару-тройку лет, как миленький. Видишь, все просто. Так что очень прошу тебя, Малыш, не лезь на рожон!
— Не буду, — честно пообещал я, — лучше пива еще выпью. Оно-то хоть прежним осталось?
— Обижаешь, — улыбнулся толстяк, — мое пиво лучшее в Грейнхольде, можешь у любого спросить! Пей, это бесплатно, за счет заведения.
— Спасибо.
Я отошел от стойки и сел в углу. Народу было немного — время дневное, все собираются ближе к вечеру. Несколько парней, коротающих время за соседним столиком, напряглись было при моем появлении, но, заметив, как по-дружески разговаривает со мной Толстый Ганс, расслабились и занялись своими делами.
…Хорошо все-таки вернуться домой! Сижу в любимой пивной, потягиваю светлое пиво, слушаю знакомые разговоры.
— Ты за сколько свою «пищалку» отдал?
— За две штуки.
— Мало.
— Сам знаю, что мало, но с китаёзами не поспоришь — бери и будь счастлив…
Дом, милый дом! Семь лет не был, а как будто только вчера еще сидел вместе со Слоном, вел такие же разговоры…
Между тем возле стойки возник новый тип — небольшого роста, в сером, сильно поношенном пальто. Толстый Ганс что-то шепнул ему на ухо и показал глазами на меня. Тот кивнул, подошел.
— Здравствуй, Малыш! — произнес он, плюхаясь на свободный стул.
Я с трудом узнал Хмыря — за прошедшие годы тот сильно сдал: постарел, пообносился, даже, кажется, сделался ниже ростом. Только глазки, как и раньше, воровато бегают по углам.
— Что, не узнал? — горько усмехнулся Хмырь.
— Узнал, — кивнул я, — только не сразу.
— А вот я бы тебя ни за что не узнал. Встретил бы на улице — мимо прошел. Был малец, пацаненок, соплей перешибешь, а сейчас — настоящий мужик, красавец!
— Ты мне льстишь, Хмырь, — прервал я его словоблудие.
— Честное слово, чтоб мне сквозь землю провалиться! Впрочем, чего это мы с тобой на сухую разговариваем? Закажешь пивка?
Я махнул Гансу, тот принес две кружки.
— Ну, как ты, что ты? Говорят, трудно тебе после смерти Слона пришлось? — спросил Хмырь, после того, как осушил половину бокала.
Что-то сегодня все интересуются моею судьбой, подумал я, но все же ответил:
— Несладко, это точно, но, как видишь, живой и здоровый. Школу закончил, профессию получил — работаю электриком на заводе в Бреслау. И зарплата хорошая…
— Хорошая, — усмехнулся Хмырь, — небось, получаешь две-три сотни в месяц, а раньше за одну ходку по несколько тысяч притаскивал! Помню я, какие вы со Слоном дела проворачивали, удачливей вас никого не было. Не жалеешь о прошлом, а?
— Чего жалеть-то? — соврал я. — Что было, то прошло, я завязал. К тому же мне на хлеб с маслом хватает, даже кое-что остается.
— Правда, что Слон Комнату счастья искал? — резко сменил тему Хмырь. — Правда, — подтвердил я.
— И нашел? — подался тот вперед.
— Если бы нашел, я бы разве с тобой тут разговаривал? Я бы сейчас в другом месте находился — где теплое море, дорогие отели и красивые девушки. Комната, говорят, любое желание исполняет, всех счастливыми делает.
— Кто знает? — задумчиво протянул Хмырь. — Вот Перец, говорят, нашел-таки Комнату и удачу у нее попросил. И сразу поднял свою первую «мочилку». И продал за огромные деньги. Дом новый купил, машину, обстановку…
— Да? — удивился я.
— Точно, сам ее видел. Да только вскоре его замочили, — зло рассмеялся Хмырь, — залезли грабители и вырубили. И все добро из дома вынесли, вместе с обстановкой. А его побили — так, из зависти. У Перца же сердце слабое оказалось, не выдержало. В общем, отбросил он копыта и теперь на кладбище червей кормит. Вот тебе и удача!
— Верно, — согласился я, — не проси у судьбы слишком многого, вдруг даст?
— Точняк, — кивнул Хмырь, — я вот по мелочи работаю, и, как видишь, живу. Ну, а ты что делать собираешься?
— Ничего, просто отдыхаю.
— Отдыхай, — кивнул Хмырь, — только если надумаешь в дыру лезть, меня позови. Я подскажу, с кем надо договориться, кому на лапу дать, чтобы проблем не было.
— Ладно, — пообещал я, — если соберусь — свистну. Кстати, скажи, правда, что ты китайцам продался?
— Враки, — недовольно скривился Хмырь, — я сам по себе, независимый проводник. Товар добываю, сам продаю…
Мой вопрос, видимо, сильно расстроил Хмыря, потому что он быстро допил пиво и, даже не попрощавшись, вышел из пивной. Я же посидел еще немного, затем покинул заведение — захотелось прогуляться, пройтись по набережной.
* * *
«Хвост» я заметил сразу, как только вышел на Центральный проспект. Я еще раньше почувствовал, что за мной следят, но окончательно убедился чуть позже.
У нас, проводников, очень хорошо развито «чувство спины». Без этого в дыре никак — нужно смотреть на все четыре стороны, и особенно — назад, потому что ловушки часто срабатываю именно за спиной. Не успеешь упасть — останешься без руки или ноги, как повезет. Слон всегда говорил, что у настоящего проводника должно быть три глаза, причем третий — на затылке.
