Я не знаю, кто это был и как он вышел на Эсмеральду — сейчас-то я тебе не лгу, Габри, поверь мне. Странный человек — он странно разговаривал, странно вел себя. Он даже имени своего нам не сообщил — просил называть его «брат Матиас», но не думаю, что так его зовут на самом деле. Этот человек действительно предложил нечто фантастическое — он сказал, что есть возможность возродить тебя.
Джанфранко перевел дух.
— Конечно, сначала я ему не поверил. Да и кто бы поверил? Но потом оказалось, что это правда…
— И ты решил рискнуть…
— А что оставалось делать? — тихо и горько сказал Фини, все еще не глядя в глаза Габриэлю. — Что?
Он замолчал и несколько минут в комнате царила тишина — лишь ветер все так же бросал капли дождя в приоткрытое окно.
— Конечно, ты можешь сказать, что я мог отказаться и вышвырнуть этого ублюдка прочь… а лучше всего прострелить ему башку, в которую приходят столь жуткие мысли, но… Но я не смог сделать этого, Габри. Я согласился. Не сразу, правда, если это может меня хоть чуть-чуть оправдать. Цена была слишком велика… и слишком страшна, Габри. И не о деньгах речь — как раз они-то не имели никакого значения. Но этот человек сказал, что нужен ребенок. Это был самый жуткий день в мой жизни, Габри. Я не находил себе места — твоя жизнь была в моих руках, зависела от того, скажу я «да» или «нет». Многие из наших людей отдали бы за тебя жизнь — да что там, я сам отдал бы её — но нужен был именно ребенок. В конце концов, мы подыскали паренька подальше отсюда, заплатили его матери и… Словом, Энрике доставил мальчишку туда, куда потребовал тот человек. А вскоре ты вернулся, Габриэль…
— Как он это сделал? Как он возродил меня?
— Не знаю, — покачал головой Фини. — Да и не хочу знать. Я вообще не хотел бы никогда вспоминать об этом, надеялся навсегда похоронить эти воспоминания, но… не вышло.
— Тогда скажи мне, куда Энрике отвез ребенка.
Джанфранко впервые посмотрел Маруну в глаза.
— Хочешь отыскать его? Но зачем? Впрочем… — он устало пожал плечами, — это твое дело…
— Так где скрывается тот человек?
— Свободный Порт Орн’Гаах — знаешь, где это?
Габриэль кивнул.
— Старый порт, оставленный г’хоти. Рядом с границей Олигархии…
— Все верно.
— Мне будет нужен корабль, Джанко.
— Любой из кораблей Семьи в твоем распоряжении, Габри. Ты же знаешь это. Энрике отвезет тебя в Порт.
Габриэль покачал головой.
— Нет, Джанко. Я справлюсь сам — мне поможет Джереми, никого другого не нужно. Я возьму «Озирис».
Потом он подошел к Джанфранко и, ничего не говоря, обнял его за плечи.
* * *
Спиртного Марун не любил. То есть, не любил не что-то конкретное, а спиртное вообще. Разве что изредка позволял себе в небольших количествах хорошее вино — например, из замечательных коллекций Босси.
Но сейчас ему просто нужно было выпить. Чтобы не думать о том, что он узнал, чтобы сознание заволокла дымка безразличия, при взгляде через которую все проблемы, даже самые серьезные, кажутся мелкими и незначительными. Он прекрасно понимал: толку от этого не будет, и завтра чувство омерзения и ненависти к самому себе вернется — омерзения оттого, что он узнал, какой ценой была куплена его жизнь. И все же Габриэль надеялся, что сейчас ему будет легче. Хотя бы немного.
Он сидел в самом дальнем углу бара клуба «Ночное солнце», где не так давно встречался с Майклом О’Лири, и пытался забыться. И бармен, и охранник заведения, едва заметной тенью маячивший возле входа в бар, знали, что сейчас Габриэлю меньше всего нужны собеседники, пусть даже такие респектабельные люди, которые могли позволить себе посетить бар одного из самых дорогих заведений Кастора. Поэтому нежелательной компании можно было не опасаться. Бутылка коллекционного «Золотого Орла» — лучшего имперского коньяка, попадающего на Кастор преимущественно контрабандой — опустела уже наполовину, а Марун по-прежнему был трезв как стеклышко. И легче ему не становилось.
Ну, почему все так страшно? Как можно жить, зная, что ты живешь благодаря смерти маленького ребенка? Марун крепче стиснул зубы.
Проклятье… Конечно, он предполагал услышать от Джанфранко именно такое известие, но одно дело — предполагать, и совсем другое — услышать…
Словно какой-то страшный сон. И проснуться нельзя…
Очередная порция коньяка теплым комком провалилась в желудок. На несколько секунд стало горячо, но желанное опьянение не приходило.
Хронометр пропульсировал тактильным зуммером — словно маленьким молоточком постучали по запястью. Пора было отправляться в космопорт, где его уже ждет яхта. А потом — в Свободный Порт Орн’Гаах.
На поиски ублюдков, торгующих жизнями.
От дверей клуба до стоянки машин, где его дожидался Джереми, было не более полусотни метров. Полминуты неторопливой ходьбы. Пустая дорожка, обсаженная высокими, аккуратно подстриженными кустами — и всего один человек, идущий навстречу.
— Извините, Вы не подскажете, где я могу найти… — начал было незнакомец, поравнявшись с Габриэлем.
— Простите, не сейчас, — не останавливаясь, бросил Марун.
Незнакомец остался за спиной… а в следующее мгновение Габриэль почувствовал прикосновение металла к затылку, в голове взорвалась слепящая молния и тут же наступила темнота.
Сознание вернулось как-то странно, рывком. Только что он пребывал в липкой темноте, а в следующее мгновение ощутил, как перешел зыбкую грань забытья. А еще через секунду пожалел, что очнулся — в сознание локомотивом ворвалась боль.
Болело, казалось, все тело — в голове словно бесновался обезумевший кузнец, запястья и щиколотки горели огнем, локти и плечи ломило, в затылке будто ворочали раскаленный прут…
Сознание, только что вернувшееся, вновь начало ускользать — словно бы мозг, испугавшись хлынувших отовсюду тревожных сигналов, решил опять укрыться в спасительном забытьи.
Холодное стекло звякнуло о зубы.
— Пей.
Габриэль послушно проглотил горьковатую, пахнущую мятой жидкость.
— Сейчас полегчает, — сказал голос. И добавил куда-то в сторону:
— Ты перестарался, болван, и мы столько времени зря потеряли…
«Опять кто-то перестарался, — если бы Габриэлю не было так больно, он бы, наверное, рассмеялся. — А мне опять его старание боком вышло. Что-то много вокруг меня ретивых болванов становится…»
Голос не соврал — боль постепенно отступала. Теперь, когда эта алая, пульсирующая в такт ударам бьющегося где-то в горле сердца, пелена хоть немного рассеялась, Габриэлю стало ясно, почему ему так больно — лодыжки и запястья были очень жестко стянуты металлической проволокой, а руки неестественно вывернуты, поэтому так сильно и болят локти и плечи. Через несколько мгновений Габриэль даже смог раскрыть глаза, хотя уже догадывался, кого он увидит.
