Тем не менее, еще один сюрприз был. Упаковав трупы в пластиковые мешки и привязав их к волокушам, основная группа тронулась вниз. Подобрав разбросанные по снегу инструменты и снаряжение, Бегемот двинулся следом. Он здорово вымотался, отстал от своих и на границе леса, у толстенного ствола сожженного молнией дерева присел отдохнуть. Ветер стих, пылал оранжевый закат, звенела морозная тишина. И вдруг необъятную сумеречную тишину нарушил абсолютно неестественный, даже невозможный в этом месте и в это время звук — мяуканье. Бегемот в изумлении огляделся и не поверил своим глазам: откуда-то сверху, от кустов, неуверенно перебирая маленькими пушистыми лапками, к нему приближался крошечный рыжий котенок. «Здравствуйте, — подумал Сергей, — только паранойи мне не хватало», — и на всякий случай сморгнул. Котенок не исчез. Он уже сидел у самых ног, глядел на Бегемота широко открытыми зелеными глазами и тоненько мяукал. «Вот подонки», — в сердцах пробормотал Бегемот и, сняв перчатку, сунул котенка за пазуху. Мяуканье тотчас же прекратилось, и из-под куртки донеслось тихое, довольное мурлыканье. Сергей поднялся и прежде, чем пойти дальше, задумчиво посмотрел на уходящее в Сванетию солнце. Имя котенку придумалось само собой.
Чай остыл. Бегемот сделал последний глоток и обнаружил, что опять забыл размешать сахар. Он встал и, почесав Солнце за ухом, пересадил ее с рюкзака на кровать. Кошка тут же свернулась в уютный клубок в изголовье, и сразу стало понятно, что именно здесь она и намерена дожидаться его возвращения. Бегемот поднял рюкзак на одно плечо и вышел из комнаты, не закрыв дверь.
Снизу, из диспетчерской, донеслись тревожные звуки сирены.
Виктор Колюжняк
В раю был дождь, ворона и пулемет…
Рассказ
В раю был дождь, ворона и пулемет. А еще Петр.
Дождь лил не переставая, то усиливаясь, то становясь еле заметным. Петр тихо ругался и периодически стряхивал воду с брезента, укрывавшего пулемет. Грязь под ногами противно чавкала. Ботинки давно промокли, а других не было.
Пулемет, несмотря на дождь, работал исправно. Верный, пристрелянный друг. Без него было бы совсем худо. Петр старался не думать об этом.
Ворона приносила пули. Летала над мертвыми, высматривая блестящие комочки свинца, и складывала к ногам Петра. Тот переплавлял их, не забывая орошать святой водой и карябать крестик, хотя точно знал, что это не поможет.
Ничего не помогало.
Мертвые стояли у ворот рая и ждали неизвестно чего. Просто стояли. Молча и не двигаясь. Петр спрашивал, что им нужно, — они не отвечали. Он кричал, бранился, отправлял их домой — без толку. Повесил табличку «Бога нет», но мертвые не ушли. Потом он начал стрелять. Просто так, от безысходности.
Пули опрокидывали мертвых, и они оставались лежать. Задние ряды вставали ровно на то место, где пали их товарищи. Все вновь замирало.
Петр ругался, пулемет стрелял, дождь лил, ворона приносила пули. Ничего не менялось.
А потом он просто устал.
Постоял в очередной раз возле двери, не смея войти. Постучал несколько раз, прислушиваясь к малейшему отголоску — ничего, кроме шума дождя. Робея от собственной наглости, отворил дверь в чертоги Господа и никого не увидел.
Грязные потеки на белоснежных стенах, поблекшая позолота, вспучившиеся пузырями картины, паутина в углах. И никакого Бога. Никого.
Петр обошел комнату и встал напротив креста, свисающего на цепях перед окном. В то время когда здесь еще было кому распускать слухи, говорили, что это тот самый.
Привратник встал на колени и преклонил голову, откинув капюшон плаща. Прошло несколько томительных минут, вполне достаточных, чтобы зов достиг Господа, где бы тот ни оказался.
Шумел дождь.
Петр, осторожно ступая, прошел к дверям. Обернулся, разглядывая свои мокрые следы, и почувствовал лишь пустоту. Он аккуратно притворил за собой дверь и вышел. Крылья выбились из-под плаща и теперь мокли под дождем. Петр расправил их, но тут же спрятал назад.
Он прошел к воротам и долго смотрел одному из мертвых в глаза. У него не было губ — это казалось странным. Лицо есть, а вместо губ — провал с желтыми зубами.
Капля упала на лицо мертвеца и покатилась, словно слеза. «Может, это и есть знак?» — спросил сам себя Петр, но ответа он не знал.
Хотелось чего-то такого, чтобы все сразу стало понятным. Нужно было какое-то руководство к действию. Призыв.
«Слеза мертвеца — это знак?» — еще раз спросил Петр.
Вторая капля упала совсем рядом с первой и тоже покатилась вниз.
Петр посадил ворону на плечо, подхватил пулемет и вернулся к воротам. Снял табличку, которую он написал для мертвых, и внес необходимые исправления.
Когда он вышел из рая — мертвые расступились, давая ему дорогу. Не оборачивались, не смотрели в спину, а просто сделали шаг в сторону. Половина в одну, половина в другую — вот и дорога.
На воротах осталась висеть табличка «Никого нет».
Маленькая тучка отделилась от своих и зависла над Петром.
В раю по-прежнему были дождь, ворона и пулемет. Только теперь Петр сам стал раем.
Он шел, а они не кончались. Мертвые не кончались и не повторялись, во всем своем разнообразии. Одетые, в лохмотьях, голые. Выглядевшие живыми, недосчитавшиеся конечностей, но упорно стоявшие, словно ничего не происходило. Тех, у кого не было одной ноги, поддерживали соседи. Те, у кого двух, стояли на коленках или прямо на обрубках, застыв в невозможной для живых позе. Изредка встречались те, кто нес в руках чужие головы.
Вскоре мертвые начали разговаривать. Обмениваться друг с другом ничего не значащими фразами.
— Привет! — кричал один, размахивая рукой.
— Салют-салют! — отвечал другой, почему-то стоя спиной.
— Как живешь?
— Машину купил?
— Жена у тебя красавица.
— Молодец, неплохо поднялся.
— Похудел-то как.
— Ну, ты заходи, не забывай.
Они стояли на одном месте. Двигались только руки и губы. Голоса были необычайно живыми. Их было приятно слушать, с ними хотелось разговаривать, — но мертвые не замечали Петра. И друг друга тоже. Общий хор голосов складывался в подобие пустого трепа, но он был искусственен и оттого мертв.
Не всегда умирают телом, иногда смерть забирает дух, насмешливо наблюдая за долгой агонией.
Петр простоял минут пятнадцать. Потом развернул брезент и достал пулемет. Плащ упал на землю, крылья освободились, Петр взмыл в небо.
Он стрелял, пока патроны не кончились, и еще минут пять после. Уже одними проклятьями, которые вырывались из нагретого ствола, вспыхивая снопом искр, и тоже разили без промаха.
