перед "прогрессом", так как прекрасно знала, что финансовые аргументы для матери самые весомые. Но она изучала мой документ примерно минуту, а потом отбросила в сторону со словами: "Под знаком двойного К никогда не будет правительственных шпионов". На этом разговор был окончен. Мы продолжили пользоваться своей независимой компьютерной системой, сводившей к минимуму взаимодействие с ГК — и в результате теперь я могла выходить из пещеры и собирать фрукты и орехи, не опасаясь патерналистского присмотра с потолка. Вся остальная Луна переживала далеко не лучшие времена. Ферма Калли осталась нетронутой; она просто втянула голову и конечности, будто черепаха, и пережидала бурю на собственных запасах кислорода, электричества и воды. Вне всяких сомнений Калли ужасно воображала и предвкушала, как потом будет всем говорить: "А я вас предупреждала!" Я же отсиживалась в самом дальнем уголке её герметичных владений.
Пока мы ждали, снаружи творились исторические события. Даже и теперь мне не очень-то легко говорить о них. У меня нет ни телевизора, ни радио, и я ничем не отличаюсь от других людей: то, о чём я не читала и не смотрела в новостях, не кажется мне случившимся по-настоящему. Новости — это то, что сейчас. А то, о чём читаешь впоследствии, — уже история.
Возможно, здесь уместнее всего рассказать о некоторых из тех событий, но мне не слишком этого хочется. Вот, пожалуйста, немного статистических данных. Почти три миллиона человек погибли. В трёх городах средних размеров не осталось ни одной живой души, многие другие города понесли тяжёлые потери. Одно из таких мест, Аркитаун, до сих пор не восстановлено, и население всё больше склоняется к тому, чтобы оставить его как есть, застывшим в момент катастрофы, будто Помпеи. Я была в Аркитауне, видела сотни тысяч замороженных тел — и не могу решить, как правильно. Большинство погибших расстались с жизнью мирно, скончались от кислородного голодания задолго до того, как прорыв купола впустил на улицы вечный холод, навеки законсервировавший останки. Мне нагромождение трупов показалось бесконечной финальной сценой трагедии, всё ещё ожидающей, когда опустится занавес. С одной стороны, стоят ли достойные похороны или кремация того, чтобы тревожить покой усопших?
С другой стороны, с этой мыслью легче жить потомкам, нежели нам, выжившим современникам. В Помпеях никто не рисковал увидеть своих знакомых. А в Аркитауне я увидела Черити в редакции газеты. Понятия не имею, что она там делала — возможно, пыталась подать статью — я теперь уже никогда не узнаю. Я увидела ещё многих из тех, кого знала, и мне пришлось уйти. Хорошо, превратите братскую могилу в памятник — но только запечатайте вход и не водите туда туристов, не продавайте там сувениры, пока вся история не затеряется в глубинах нашей памяти и мёртвый город не станет древним и таинственным, как усыпальница Тутанхамона.
Было совершено много малодушно трусливых поступков и намного больше почти сверхчеловеческих героических подвигов. Возможно, вы не слышали о многих из них, поскольку поначалу люди наподобие Уолтера решили, что такие истории не пойдут, и запретили журналистам приносить что-либо кроме плохих новостей. Так что вырвите первую страницу, живописующую давку, в которой погибло девяносто пять человек, и замените другой, с рассказом о полицейском, что держал кислородную маску у личика младенца, пока сам не задохнулся. Бьюсь об заклад, вы видели тысячи подобных историй. Я не умаляю их значение, но многие из них пресса раздула до тошнотворной величины. Если вы чем-то похожи на меня, вам в конце концов наскучат герои, говорящие: "Ах, оставьте, я не сделал ничего героического…" Я дорого бы дала, чтобы посмотреть на кого-то, кто осмелился бы заявить: "Бог тут ни при чём, это я всех спас!" Но мы все знаем, что произнесём, когда пресса протянет к нашим лицам свои жадные микрофоны. Всю жизнь учились этим словам.
Как по мне, есть одна история об истинном героизме, крупная история, незаслуженно обойдённая вниманием. Она о Корпусе волонтёрского давления, группе невоспетых героев, тех, что всегда звонили вам и просили уделить немного времени или пожертвовать немного денег. Добрые дела Корпуса не были сенсационными, по большей части не попадали на страницы газет, поскольку волонтёры творили их втихомолку, не на камеру. Но когда они позвонят мне следующий раз, я больше никогда уже не отмахнусь и не откажусь помочь. Более тысячи членов Корпуса погибли, до последнего выполняя свой долг. Первого продюсера, который решится перенести их историю на сцену или экран, ждёт целое состояние. Поначалу я подумывала сама написать сценарий, но готова поделиться идеей бесплатно. Хотите реальных фактов — разыскивайте их сами. Я не могу делать всё одна.
Да, много чего случилось, пока я пряталась в глуши, но почему я должна рассказывать об этом здесь? Так или иначе были затронуты все, и последствия до сих пор ощущаются… но самое важное происходило уровнем выше, намного выше тех беспорядков, о которых я рассказала, и тех, в которые, возможно, были втянуты вы. Об этом тоже не обмолвилась ни одна из газет. Компьютерная наука, как и экономика, не поддаётся объяснению в рамках шестидесятисекундных аудиоклипов, излюбленного формата новостного бизнеса. Газеты могут сообщить, что показания перспективных экономических индикаторов возросли или снизились, и из такого сообщения вы узнаете о них примерно столько же, что и раньше: ровным счётом ничего. Вам могут сказать, что причиной Великого Сбоя стал катастрофический программный конфликт в нескольких масштабных системах искусственного интеллекта, и вы понимающе покиваете и сможете вообразить, будто уяснили ситуацию. Или вы осознаете, что вам уж очень много говорят двусмысленностей, и попытаетесь глубже вникнуть в эту ситуацию, почитать научные журналы (если квалификации хватит) или послушать мнения экспертов. В случае Великого Сбоя у меня есть основания полагать, что после этого вы не узнаете больше правды, чем если бы удовлетворились аудиоклипами. Эксперты скажут вам, что определили проблему, отключили неисправные системы и перестроили ГК таким образом, что теперь всё снова в порядке.
Но не верьте им… Впрочем, я опять забегаю вперёд.
* * *
На той неделе, что я провела в пещере, я не слишком много думала о происходящем снаружи. Так о чём или о ком я думала?
О Марио. А я не сказала, что назвала сына Марио-младший? Я перепробовала на вкус, должно быть, сотню имён, прежде чем остановилась на Марио — так звали меня саму после первой смены пола. Думаю, я надеялась, что на этот раз Марио получится правильный.
Я определённо проделала великолепную работу в области расщепления генов. Кому какое
