молочные ванны.
– И руки у неё… твердые. Я бы все равно её с мамой не перепутал!
– Кого это ты собрался перепутать со мной?
Я вот не помню её прикосновений. Совсем. По крайней мере, последний раз меня вот так же обнимали… Ну да, четырнадцать лет назад. Сразу после выстрела. А потом – ни-ни. То ли брезговала, то ли боялась, то ли не могла простить. Мы вообще много чего могли бы друг другу припомнить. Если бы захотели слушать.
– Это все сказка. Она странная. Непонятная. И я спросил…
– Что именно тебе непонятно?
Наклонилась над креслом, окутывая надоедливого мальчишку длинными прядями золотистых волос. Перевернула страницу книги, шурша бумагой.
Красивая, как всегда. Почти совершенная. С мягко светящейся кожей, выбеленной лучшими косметическими средствами. Фарфоровая статуэтка, на первый взгляд холодная и неприступная, но готовая пасть ниц перед любым, кто окажется хоть на йоту сильнее. Правда, теперь уже во всей Санта-Озе вряд ли найдется подобный человек, и за этот факт маму, пожалуй, стоит уважать. Даже если нет возможности любить.
– Вот тут! Братик сказал, что это все равно, если бы у тебя была не голова, а тыква. У всех остальных тоже.
– И у него в том числе?
Хорошо уточнение прозвучало. Едко, как глоток уксуса.
– Он про себя не говорил.
Ну да, а на что я надеялся? На благоразумную сдержанность маленького ребенка? Ха! Будь он чуть постарше, тогда точно бы промолчал. Чтобы потом, может, даже через много-много лет иметь повод при случае получить плату. За своевременно тактичную немоту.
– Я объясню тебе, в чем там было дело. Позже. - Ласковый поцелуй в лоб. Гребень тонких пальцев, взъерошивший белокурые вихры. - А теперь, Анри, пожалуйста, возвращайся в дом: пора собираться на мессу.
– Да, мама!
Ага, а книгу мы, конечно, оставим на столе, чтобы старший брат её потом волок обратно в библиотеку?
– Нам нужно серьезно поговорить, Франсуа.
Ненавижу это имя. Особенно звучащее из её уст.
– Появилась тема для разговора? А я и не заметил.
В выражении лица Элены-Луизы Линкольн, урожденной баронессы де Морси, не изменилось ровным счетом ничего. Прямота спины стала немного напряженнее, это да. Как будто кто-то крутанул валы невидимой дыбы.
– Через несколько дней ты станешь совершеннолетним.
– Спасибо за напоминание.
– Это означает, что тебе пора определяться с дальнейшими действиями.
– Действиями?
Жаль, что младший братец ушел, потому что сейчас как раз смог бы получить наглядное представление о том, каково это, когда на тебя смотрят и в упор не видят. Ну же, мама, признайся, наконец, что за приятный глазу предмет для наблюдения нашелся вдруг у меня за спиной? Там ведь нет ничего, кроме стены беседки. Я проверял. Неоднократно.
– Уважающий себя мужчина всегда самостоятельно обеспечивает свои и не только свои потребности. Кроме того, в семье Линкольнов заведено…
Как красиво мы говорим! Про семью в особенности. И право, это же сущая мелочь, что моя фамилия звучит иначе, верно?
– Мне отказывают от дома?
Фокус внимания все-таки сместился на моё лицо. Недовольно. Можно сказать, возмущенно.
– Франсуа, это не повод для шуток.
– Ты просила о серьезном разговоре, так что я не шучу.
– Ни я, ни Джозеф никогда не оставим тебя без поддержки. Любого рода. Но это никоим образом не означает…
– Что я могу продолжать бездельничать?
В ответ наступило многозначительное молчание, не требующее толкования или расшифровки.
Вот оно и закончилось, моё беззаботное существование. Жаль. Хотя, если изловчиться, можно ещё потянуть время. Год. Если постараться – два. Уйти в поиски себя, что называется, постараться быть убедительным. Проблема лишь в том, что я ничего не хочу искать. Вернее, ничто не кажется настолько важным, чтобы пуститься в отчаянную погоню. А значит…
– Вы уже придумали работу для меня?
– Диктата не будет. Не надейся.
И тут обломали? Неожиданно, прямо скажем. Неужели мама в кои-то веки отказывается от удовольствия поиграть в тирана и деспота?
– Ты выберешь сам. Мы подготовим некоторые предложения, и если захочешь ими воспользоваться, будет даже лучше.
Забыла добавить: «для всех нас». Могу поспорить, упомянутых предложений имеется уже целый список, причем не на одну страницу. И все, конечно же, исключительно привлекательные, невероятно заманчивые, а что самое главное – до одури полезные семье Линкольнов. Только я-то – Дюпон.
– И как скоро мне нужно определиться со своим карьерным путем?
– Тебя никто не торопит, Франсуа. Это всего лишь пожелание. Наше общее с Джозефом.
А вот такого можно было не говорить. Если до последней фразы я ещё наивно полагал, что мамин престол непостижим и недосягаем, теперь получил явное подтверждение, что у кресла королевы ножки не слишком-то длинные. Зачем иначе, как заклинание, уже в который раз она повторяет имя своего короля?
– Я понял.
– Хорошо. - Отрепетированное до полнейшей небрежности движение плеча вернуло слегка сползшую шаль на назначенное ей место. - Тебе тоже нужно переодеться к мессе.
– Что я на ней забыл?
– В отсутствие главы семейства старшему сыну надлежит сопровождать прочих родственников на всех общественных мероприятиях.
– Пожизненно, значит?
Мама не оценила мою шутку. Наверное, потому, что сейчас я вовсе не шутил. Как и на протяжении всей беседы.
* * *
В сумеречной прохладе лимузина трудно поверить, что приближается полдень. И печатные буквы на странице выглядят слишком серыми, окончательно отравляя удовольствие от чтения, и так не слишком большое.
– Книгу можно было оставить дома.
– Я должен выбрать тему для дипломной работы. До конца каникул.
Мамин взгляд показательно наполнился недоверием. Практически подозрением. Почти оскорбительным.
Не то, чтобы я врал… Нет, всего лишь вытянул на свет божий очередную удобную правду. Признаться, мысли об учебе посещали меня на протяжении последних каникул не чаще одного раза в неделю. Зато другие преследовали неотступно: приходилось прогонять, и нудное чтиво для этой цели подходило как нельзя лучше. Вернее, нудным оно казалось поначалу, а потом приобрело даже некоторую прелесть. В моих глазах. Потому что глазам Элены-Луизы Линкольн, вынужденной время от времени наблюдать за моими занятиями, происходящее явно не нравилось.
– Мы же говорили об этом меньше часа назад, не так ли? Или я не должен был воспринимать сказанное буквально?
Она не ответила, демонстративно отворачиваясь к тому же окну, в которое увлеченно пялился всю дорогу мой младший брат.
Вниз по камино [2] Анилья, до поворота на кайе [3] Примо, откуда уже рукой подать до собора Девы Марии Заступницы, священнейшего места в Санта-Озе. Единственного места в Вилла [4] Баха – Нижнем городе, куда жители Верхнего покорно снисходят день ото дня.
