джентльмены.
Снова стало тихо. На миг Эдди показалось, что в помещении вместе с голосом исчез и воздух. Голова закружилась, в глазах стало темнеть, и поле зрения сузилось в расплывчатый туннель. Стало дурно — еще миг и вывернет наизнанку. Он откинулся на спинку, скрестив руки на груди, запрокинул голову и прикрыл глаза. Но внезапная мысль о том, что еще хуже может чувствовать сидящий перед ним человек, помогла Эдди пересилить свой организм.
Постепенно Эдди приобретал подобие спокойствия и способность рационально мыслить. Он вглядывался в лицо незнакомца, пытаясь прочесть его настроение. Тот неподвижно сидел и отрешенно смотрел в пол. Ах да, его имя уже известно. Гавард Эндрюс. Примерно одного возраста с самим Эдди. Опрятно одет. Можно сказать, со вкусом. Похоже, что следит за своим здоровьем. Но не богат. Эдди никогда не понимал, как он с первого взгляда определяет состояние человека, но никогда раньше не ошибался. Тут же Эдди обругал себя — привычка оценивать человека показалась не уместной. Некоторое время Эдди продолжал всматриваться в лицо Гаварда, надеясь заметить хоть какую-то перемену в настроении. Но неподвижные черты выражали только грусть. Бесконечную грусть и печаль.
Ужас с новой силой охватил Эдди при мысли, что сидящий перед ним человек возможно вот-вот умрет. И виной тому неосмотрительный поступок, который уже нельзя изменить. Именно в словах «нельзя изменить» был яд, пытающийся парализовать волю Эдди. Ведь только что, он — преуспевающий бизнесмен, полный сил, замыслов и планов, был за рулем собственного автомобиля, и жизнь казалась такой устойчивой и непоколебимой. Он сам выбирал направление дальнейшего движения. Почти все было подвластно и казалось управляемым. А теперь он здесь без власти на то, что произойдет через какие-то четверть часа. Будет ли он обвиняемым в непреднамеренном убийстве или вернется в свой привычный мир, или, быть может, он никогда уже не станет тем самым Эдди Пауэром… О, нет, только не это!
Наконец Эдди понял, что не услышит от Гаварда ни проклятий, ни мольбы. Ждать нечего. Не чувствуя уверенности в голосе, Эдди начал медленно и осторожно:
— Мистер Эндрюс… Гавард, мне очень жаль. Правда. Я ничего не мог поделать, — Эдди немного помолчал, потом развел руками и добавил почти шепотом: — Ничего.
Гавард медленно поднял взгляд. Казалось, что внутри него ведется внутренняя борьба. Придавленный тяжестью страданий, он стремится и надеется найти какой-то выход. Порвать пелену страшного сна, встать и уйти. Мысленно оглядывается по сторонам, но не знает, где выход, и вот-вот с отчаянием махнет рукой. Эдди захотел протянуть руку, но было страшно почувствовать в ответ пустоту и обреченность. Он поерзал на стуле, ища более надежную точку опоры, и отвел глаза.
— Я хочу исправить свою ошибку. И есть решение. Я приобрету вам носитель. Самый совершенный, который только существует на сегодняшний день. В вашей жизни ничего не ухудшится. Только улучшится. У меня приличное состояние, и я сделаю так, чего бы мне это не стоило.
Ответ Гаварда потряс Эдди:
— У меня редкое заболевание. Искусственное тело не возможно.
Когда Эдди осознал услышанное, то понял, что влип по полной. Огромная стена внезапно возникла перед ним, окончательно отделив настоящее от прошлого и будущего, и он стоял перед ней пораженный и растерянный. Эдди снова почувствовал головокружение. Его понесло навстречу чему-то странному и одновременно неизведанному и страшному. И несет все быстрее и быстрее. Неужели, остается только одно? Надо успокоиться. Успокоиться. Бывали же в его жизни моменты, когда казалось… Впрочем, такого еще не было. Черт! Ну и угораздило же тебя, Эдди! Потом, словно ища поддержки у незримого помощника, выкрикнул:
— Офицер, это правда?
— Да, мистер Пауэр. Мистер Эндрюс страдает синдромом генетической неопределенности. Это не дает возможности создать для него искусственное тело.
Гавард невесело усмехнулся:
— Загвоздка, мистер Пауэр?
Не реагируя на вопрос, Эдди продолжил разговор с невидимым собеседником:
— Офицер, я требую экспертизы исправности автомобиля. Все, что я делал— это просто вел его, — последние слова были сказаны еле слышно, словно в оправдание.
— Мистер Пауэр, ваш автомобиль исправен. Его технические характеристики не могут компенсировать превышение скорости, которое вы допустили. К заводу и сервисной компании претензий нет. И нам известно, что вы сами отключили «электронного помощника водителя».
Конец. Эдди продолжал лететь куда-то вниз в проглатывающий его вихрь ужаса и смятения. Дрожащей рукой Эдди достал из кармана пиджака платок и вытер пот со лба. Потом громко сглотнул и спросил хриплым голосом:
— Есть ли все-таки у меня смягчающие, а у мистера Эндрюса отягчающие обстоятельства происшествия?
— Нет, мистер Пауэр. Ничего юридически значимого нет. Нарушение закона только с вашей стороны.
— Браво, Эдди, бороться до последнего весьма благоразумно в данной ситуации, — Гавард произнес это с оттенками сарказма. — Будь времени побольше, адвокаты помогли бы.
— Простите меня, Гавард, я просто хотел владеть всей доступной информацией.
В ответ Гавард махнул рукой и отвернулся.
— Гавард, я сделал ужасную вещь. Но я готов платить по счету и оплатить его сполна. Сколько процентов вас устроит?
Ответа не последовало. Эдди продолжил:
— Гавард, я думаю все будет не так уж плохо. Я кое-чего достиг в этой жизни. Наша жизнь будет наполнена разными событиями и разными ощущениями. Не будет серых будней, однообразия, бесконечно борьбы за выживание, — последнее слово прозвучало несколько странно для разговора, и на миг Эдди словно прислушался и задумался над сказанным им самим.
Одновременно ему показалось, что в Гаварде что-то изменилось. С большим напором Эдди продолжал:
— Я слышал, что бывали случаи, когда люди подстраивали ситуации, чтобы получить хотя бы несколько процентов от жизни преуспевающих людей. Чтобы изменить свою жизнь. Вырваться из круга лишений и неудач.
Эдди сделал паузу и продолжил:
— И твои интересы всегда будут учитываться. Я готов сменить работу, увлечения и прочее. Полностью изменить жизнь. Подумай, Гавард, такие перспективы…
Неожиданно Гавард перебил:
— Все это будет до тех пор, пока я не растворюсь в твоем сознании. Пока моя память не утратит целостность и не сотрется, словно ластиком. Ты спрашиваешь меня о процентах, но давай проверим твое великодушие. Давай узнаем, на что готов ты сам. Сколько ты предлагаешь — а, Эдди?
Они посмотрели в глаза друг другу. Первым не выдержал Эдди:
— Не знаю… Я не знаю. Раньше я задумывался, читая о подобных историях, что такое четверть, половина или три четверти. Пытался представить, как все это выглядит глазами одной и другой стороны. К сожалению, закон запрещает рассказывать о своих ощущениях тем, кто непосредственно пережил это. Я бы предложил тебе…, — здесь Эдди остановился, понимая, что обратного пути
