Анжелика брала призы на олимпиадах и уже сама давала частные уроки.
В успехе вступительных экзаменов в вуз сомнений быть не могло. Имея блестящий аттестат надо было просто написать достойное грамотное сочинение.
…Анжелика была совершенно не готова к провалу. Редкая врожденная грамотность, начитанность, феноменальная память вкупе с железным характером исключали возможность ошибок в сочинении.
Анжелика потребовала объяснений. Приемная комиссия пошла навстречу и предоставила проверенную работу, всю испещренную неуместными знаками препинания. Анжелика поняла, что доказать свою непричастность к возникшим запятым невозможно. Ни одна экспертиза не взялась бы за доказательство авторства возникших почти после каждого слова закорючек. На нее смотрели добрыми глазами, выражали сочувствие, советовали поработать над синтаксисом и прийти на следующий год. Она и так недолюбливала педагогику, а после такой подлости искренно желала ей смерти.
Анжелика в последний раз взглянула на портрет пеликана, без наркоза разрывающего свою грудь, и захлопнула дверь в храм бескорыстной любви к подрастающему поколению. Рядом с пеликаном красовались портреты членов приемной комиссии, они немного вздрогнули от хлопка двери, но как всегда удержались на месте.
Как ни странно, Анжелика быстро нашла работу. «Подтягивая» английский в очень небедной семье, добилась многого, несмотря на просьбы старшего сына поменять репетитора и найти «что-нибудь менее страшное».
Глава семейства занимал солидный пост. «Королева мать» ценила достоинства мужа, терпела слабости и уверенно вела семейный экипаж, крепко держа в руках финансовые вожжи. Ей регулярно, по сложившемуся графику приходилось «увольнять» секретарш нестойкого супруга. На месте вышедшей в отставку помощницы тут же появлялась ее копия. Вкус у чиновника был постоянен. «Солярис» какой-то. Клонируют их что – ли?» – обреченно вздыхала мудрая супруга.
Анжелика была просто находкой, безупречной в своей безопасности. Глаза хозяйки излучали искренний восторг. На Анжелику обрушился ливень похвалы и комплиментов. Через неделю чаепитий «королева мать» и Анжелика знали все друг о друге, говорили на одном языке, вернее почти не говорили, что свойственно умным женщинам.
Главе дома была внушена, ни сразу, конечно, мысль, что иметь длинноногих и безголовых помощниц – дурной вкус и немодно. Помогло выдающееся головотяпство очередной красотки, вызвавшее такие последствия, простить которые было невозможно ни за какие длинные ноги.
Словом, Анжелика получила должность. В тот же день к ней вернулось школьное прозвище «Немаркиза». В делах начальника был наведен идеальный порядок, более того бардак и безделье постепенно, но неуклонно исчезали из всех отделов.
Анжелика никогда не доносила впрямую. Более того, сотрудника, действующего мимо интересов шефа, сначала пронзал взгляд маленьких острых глаз. Это был благородный предупредительный выстрел. Если зарвавшийся клерк не воспринимал предупреждения, его ждали гарантированные неприятности.
Никто не догадывался кто «греет» Анжелику, откуда она взялась и почему у нее столько власти. Одним только взглядом металлических глаз короткие юбки и шпильки в коллективе были отменены. Шеф заскучал. «Только попробуй ее уволить» – ультимативно прошипела Анжеликина покровительница.
Конечно, глава семейства иногда вздыхал по былым необремененным интеллектом красоткам, но был человеком дела, прежде всего. «Очень страшный кусок золота» – определил он для себя статус Анжелики.
Мозг Анжелики кипел. Она обсудила с «королевой матерью» вариант нововведений, который можно предложить наверх. Был риск обратного результата и риск был серьезен, но если пройдет – скачок вверх обеспечен.
Предстояло привести осторожного шефа к этому решению.
…Проект был подан настолько вовремя, что уже через несколько месяцев шеф «обживал» новый кабинет. «Не засиделась ли ты в помощницах? Пора, пора расти, жаль расставаться. Но мы не теряемся…»
…Во главе комиссии Анжелика входила в «дом с пеликанами». Пеликан обреченно повесил голову на грудь. Дверь в этот раз не хлопала, но портреты закачались.
Кошачьи сны
«…и нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым» Библия. Бытие. Глава 2.20
Кошка упрямо, с чувством долга и правоты забиралась на ночлег в его кровать и ложилась в ноги. Ноги только назывались ногами, не чувствовали ни тепла, ни холода, ни боли, ни радости…
Ему еще повезло. Семья любила, заботилась и не доедала последний кусок хлеба.
Ночью он лежал и слушал тишину, каждую ночь она была разной. Крики, лай собак, шум машин, птицы, первая электричка – любые звуки, после пережитого, сплеталось в абсолютную тишину.
В доме никогда не было животных. Котенок «перекочевал» с соседнего участка.
В пустующем рядом доме поселилось громко кричащее, вечно ругающееся семейство и развернуло бурную хозяйственную деятельность. Развели коз, домашнюю птицу. В уродливо слепленных сараях выращивалось на продажу все и вся на продажу, включая модных улиток и лягушек. По ночам скрипом ржавых качелей перекликались «адские птицы» – цесарки. Оказалось, что заселились новые соседи самовольно. Появившиеся хозяева выселяли их с полицией. «Захватчики» вывезли всю живность, которую можно было продать. Кошки никому были не нужны…
Худющий котенок прыгнул в инвалидную коляску и принялся «разминать» бесчувственные колени… «Зря стараешься, дружок». Оказалось не дружок, а подружка.
Из тощего заморыша выросла наглая, всеми любимая красавица. А вот имени у кошки до сих пор не было, вернее каждый член семейства звал ее по-своему.
С появлением кошки пришли сны. Он настолько отвык от сновидений, что даже не понял что произошло. В его представлении сны могли быть только кошмарными: бесконечные лестницы, ведущие вниз и обрывающиеся, выход в тупик, грязные туалеты, поиск этажа, которого нет, люди, не похожие на людей. Но чаще всего во сне приходила боль… Хорошей была ночь, проведенная без сна и сновидений.
Первый раз он забылся и проснулся от тепла рядом с левой ногой. Смог даже определить, что именно у левой ноги лежит кошка. Она настолько тихо урчала во сне, что расслышать мурлыкание можно было, только прижав ее к уху. Он понял, что видел сон, что-то очень нежное, чистое, детское и в тоже же время нечеловеское. Какие-то пятна, движения, прыжки. Во сне все было логично и радостно. Сон невозможно было вспомнить, но даже попытка воспоминаний дарила радость. Теперь он реально чувствовал кошачье тепло и видел сны.
К пришедшему в ту ночь сну он уже, избалованный кошачьими видениями, был не готов…
Смерть сжимала сердце, было ясно, что он умирает и умирает во сне. Говорят, во сне умирать не страшно… Страшно вдвойне, больно и одиноко. Апофеозом мучений в сердце вошли иглы. Он проснулся. Кошка держала лапу на его груди, выпустив когти…
…Врач сказал, что больному очень повезло, что такой шанс один на тысячу и даже не настаивал на госпитализации.
За приездом «скорой», суетой и шумихой никто не обратил внимания на отсутствие кошки. Она вообще не любила визитов
