– Извините, господин Щербаков, – неожиданно для всех, обратился к докладчику ответственный секретарь, который, к своему собственному удивлению, втянулся в техническую тему доклада. – Мне хотелось бы услышать от Вас точный, я бы сказал, однозначный ответ на вопрос, который волнует нас всех. Мы говорим о чистой теории или о практических результатах? Если меня не обманывает моя память, вы представились нам, как двуликий Янус, в двух ипостасях: физик-теоретик и практик. Хотелось бы знать, в которой из них вы сейчас?
Щербаков оценил тонкость юмора бельгийца и поспешил ответить, не пытаясь сдерживать своей улыбки.
– Сейчас, я в облике практика. Более пяти лет моя лаборатория работала над созданием уникального аппарата, позволяющего прокалывать пространство практически без затрат времени – мгновенно.
Мы окрестили наше детище «Нультон», за его способность строить электронные нуль-тоннели, экранирующие звездолёт от гравитационных полей Вселенной. Обращаю ваше внимание на тот важный факт, что именно на их преодоление приходится основной расход топлива звездолёта.
Проходя сквозь электронный тоннель, построенный с помощью нашего аппарата, космический корабль не только экономит свой энергетический запас, но и совершает мгновенный прыжок, без затрат времени, на огромное расстояние.
– Сергей, как вам пришла в голову подобная идея? – Онри Бенно решил не упускать случая, поближе познакомиться с будущим напарником по полёту. – Вы решили скопировать идею червячных переходов, которые образованы сверхмощными чёрными дырами? Я прав?
– Конечно, правы, но ошибаетесь.
– Не понял? Это как?
– Очень просто. Не могу же я обидеть своего будущего напарника по трансгалактическому полёту? Вот и получается, что относительно червячных переходов – вы правы, а вот насчёт зарождения идеи «Нультона» – увы, промашка вышла.
– Спасибо, за поддержку моего авторитета, но что же тогда натолкнуло вас на столь оригинальное и простое решение. Напомню, что «всё гениальное – просто».
– Ку-ку, ку-ку… – прокуковал Щербаков. – Это я к тому, что «кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку». И вам, спасибо, за добрые слова, а идея зародилась совершенно случайно.
Проговорив ночь со своими хорошими друзьями, которых я давно не навещал в Москве, из-за засосавшей, как болото, рутины повседневных дел, я, как «сонный тетерев», ехал в сторону Савёловского вокзала, надеясь, успеть к первой электричке на Дубну.
Заснуть сразу не получилось, и я наблюдал за довольно упитанной мухой, скучая на задней площадке первого вагона трамвая, довольно плотно прижатый к поручню и заднему смотровому стеклу, спешащими на работу москвичами, предпочитающими общественный транспорт личным авто.
В таком печально-помятом виде и застала меня эта самая, муха-толстуха, спокойно летающая от одного вагона к другому, ограниченная двумя стёклами, на которые она поочерёдно усаживалась, совершая утреннюю «пролётку» в одну и другую сторону. Неожиданно, у бокового окна задней площадки трамвая, послышался возмущённый голос дамы, с солидной причёской на её чиновничьей голове: «Мужчина, вы как не мужчина, прямо?! Закройте этот жуткий ветер в форточке, он мне всю причёску поломает! Стоит, и дела ему нет, а я налачена и с причёской!».
Окно было немедленно закрыто, и вдруг что-то странное и противоречивое затронуло мои мысли, но как-то мельком, на уровне подсознания. Отбросив смутные обрывки фраз и интонаций «налаченной примадонны», я решил вновь сосредоточиться на мухе.
Вот тогда-то меня и прострелило! Спокойно летающая между вагонами муха и жуткий ветер, готовый поломать лак на причёске дамы!? Как и почему ветер не сдувает муху? Ответ на этот вопрос был очевидным: оба вагона являются своеобразным экраном, отражающим напор сильного ветра, способного и мухе поломать крылья, вместе с причёской, если она у неё есть.
Что меня удивило ещё больше – это способность мухи спокойно летать от одного стекла к другому, как если бы трамвай стоял в тупике, с отвинченными ушлыми работниками колёсами, которые сдали их, как металлолом. Однако, вагоны лихо летели, постукивая по рельсам углами «квадрата числа пи»…
Всплеск эмоций слушателей вынудил Щербакова сделать короткую паузу, чтобы дать им время просмеяться и успокоиться.
– Согласитесь, что, двигаясь с ускорением, способным заставить моих соседей по площадке прижать меня к поручню до хруста сломанных пуговиц, трамвай должен был припечатать муху-толстуху к лобовому стеклу второго вагона, как и меня, только до хруста крыльев.
Однако, вопреки всем законам физики, она спокойно покинула стекло второго вагона и уселась прямо на моё искажённое болью лицо, прижатое к другой стороне стекла, где она расположилась. Пока я отжимал, навалившуюся на меня массу соотечественников, муха успела повторить перелёт несколько раз, славно доказывая мне, что это не случайность, и она реально совершает запрещённый физикой перелёт, и всё это не бред моего притиснутого к стеклу сознания.
Получалось, что в этом экранированном пространстве она могла двигаться так, как считала нужным, совершенно не замечая того воздушного потока и тех сил, которые должны были: либо выбросить её, как соринку из глаза; либо прилепить к стеклу второго вагона, как банный лист, не скажу к чему, но надёжно. – Очередной «технический» перерыв оказался более внушительным по времени. – Первые же расчёты и опыты доказали правоту «мухиной физики».
В экранированном, от гравитационных волн электронным облаком, пространстве космический корабль способен развивать собственную скорость, которая будет суммироваться со скоростью самого облака или тоннеля. Однако, самое важное, что их суммарная скорость может превышать скорость света, а это означает, что время полёта не просто стремится к нулю, оно равно нулю! Проще говоря, на входе и выходе время совпадает – оно не меняется!
– Господин Щербаков, я не совсем понял или это не точность перевода? Из ваших слов следует, что вы проводили практические эксперименты, доказывающие вашу теорию? – Обратился к докладчику, радиофизик из Австрии, сидящий в первом ряду и, потому, не обременяющий себя микрофоном.
– Вы совершенно правы, коллега, именно это я пытаюсь объяснить, а меня – инквизицией пугают, вместо того, чтобы выслушать.
– Сергей, может, хватит отшучиваться, вопрос слишком серьёзен?
– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, – при этих словах, Щербаков сложил ладони перед грудью, как тибетский монах, и, поклонившись, довершил своё «чёрное дело». – Я раб лампы и готов выполнить любое ваше желание.
