к окну, словно ждала чьего-то появления. Несколько секунд она вглядывалась в виднеющийся клочок леса, а потом откинулась на спинку кресла и опустила голову.
— Как там дети, интересно…
— Плевал я, как, — буркнул Виктор, резкими движениями размешивая карты. — Раз ушли, пусть делают, что хотят. Подохнут сегодня-завтра, как пить дать. Говорил я тебе, бабка, зря ты пацана тогда взяла. Возились с ним пятнадцать лет, а он вон чем отплатил.
— Зря! — горько усмехнулась Ева. — Мы вообще живём зря. Какая уж разница, что и как делаем, если по-хорошему давно должны быть мертвы? Кто нам теперь судья — мы сами? Не смеши.
— Мы всё ещё люди, — не глядя на неё, ответил старик. — И жить должны по-человечески. Разумно.
— Никакие мы не люди. Мы эхо, да и только.
Некоторое время оба молчали. Виктор сосредоточенно размешивал колоду, а затем, так и не подняв глаз, раздал по шесть карт.
— Давай ещё партейку.
Ева со вздохом взяла свои карты и вытянула было одну, чтобы сделать ход, но в этот момент под дверью раздался собачий лай. Старик встрепенулся и тут же поморщился, хватаясь за колено и шипя сквозь зубы ругательство. Ева с неодобрением посмотрела на него и сама подошла к двери.
На пороге сидела рыжая собака, похожая на лису-переростка, и так радостно стучала хвостом, что поднималась пыль.
— Это Фрида, — громко сообщила старушка, снимая записку с ошейника собаки.
— Что Георгий пишет?
Старик напряжённо подался вперёд, глядя, как Ева разворачивает записку. Пока она читала письмо, быстро пробегая глазами по строчкам, он нервно вертел в пальцах пару карт, от чего рисунок на них стирался, оставляя краску на его руках.
Ева облизнула сухие губы и произнесла, не глядя на него:
— Бакира и его ребят убили. Их группа полностью уничтожена. Зелёные подходят с нескольких сторон.
Виктор Иванович молча смял карты в кулаке.
— Достану оружие, — пробормотала старушка.
Она постояла немного, дожидаясь ответа, но Виктор продолжал молчать. Тогда Ева кивнула самой себе и вышла наружу.
Через минуты две она вновь появилась в дверях с ружьём, завёрнутым в несколько слоёв пыльного тряпья, положила его на табурет у стола и пошла за другим. Принеся и его, старушка со звонкими хлопками отряхнула ладони и начала закатывать рукава, намереваясь привести оружие в надлежащее состояние.
— Последнее, что ли? — удивлённо спросил Виктор.
— Последнее.
— У нас же было пять штук.
— Наверное, одно Гурий забрал.
— Вот ведь мелкий говнюк!
Ева укоризненно посмотрела на Виктора, со злостью бросившего на стол пыльную тряпку, в которое было завернуто ружьё. Блестящее в лучах солнца облачко взметнулось вверх, заклубилось, сверкая пылинками, а большие серые комья разлетелись по всей поверхности стола. Этот свёрток не трогали уже очень давно.
— Не жалей ружья для мальчика. Оно ему может пригодиться больше, чем нам.
Старик махнул на неё мозолистой красной рукой.
— Одно Диана взяла, другое — этот выродок… Сейчас сделал бы ловушку, чтобы хоть пара зелёных подохла даже после нашей гибели…
— Ловушку он сделает, инженер, — проворчала Ева, убирая тряпку и сметая комья пыли со стола. — Смерть нескольких зелёных не важнее шанса детей на выживание.
Виктор горько усмехнулся и покачал головой.
— Не выживут они, бабка. Ничего глупости надумывать. Все умрём.
Он вдруг насторожился. Несколько секунд сидел неподвижно и прислушивался, а потом пододвинул стул к окну, чтобы увеличить себе обзор.
— Слышишь? Жужжит.
— Дрон?
— Нет, пчела! Конечно, дрон.
Старушка отложила тряпку, вытерев руки прямо о штаны, что всегда осуждала, торопливо подошла к двери и, приоткрыв её, выглянула наружу.
— Куда?! — тут же закричал на неё Виктор Иванович. — Ты ему ещё рукой помаши, мол, мы здесь!
— А ты думаешь, он нас и так не засёк? — скептически хмыкнула Ева. — Смысл теперь прятаться? Всё равно сегодня-завтра придут нас убивать.
Вскочивший уже с кресла старик опустился обратно, потирая колено.
— И то верно. Чёртовы суставы…
— Хочешь компресс? — предложила старушка. — Сейчас и мёда можно не жалеть, раз уж нам недолго осталось.
Виктор снова отмахнулся, поморщившись.
— Раз уж нам недолго осталось, обойдусь. Ты лучше оружие проверяй. Как там патроны, не отсырели?
Тут он снова замер и прислушался, предупреждающе вскинув руку. Снаружи раздавалось жужжание, которое теперь услышала и Ева — и оно исходило с нескольких сторон.
— Всё, — тихо проговорил старик. — Нас нашли.
Его зрачки расширились, а руки впервые за долгое время перестали подрагивать.
Минуты тянулись медленно. Одна, другая, десятая — с каждой ощущение неминуемой беды, притаившейся за дверью ослабевало, но обоим было ясно, что это лишь отсрочка. Бабушка Ева задумчиво постукивала пальцами по шероховатой поверхности стола, то и дело бросая взгляды на Виктора, напряжённо смотрящего на дверь. Заряженное ружьё лежало у него на коленях, и он готов был в любой момент подорваться с места, чтобы застрелить того, кто попытается войти.
— Думаешь, они лично явятся? — вздохнула Ева. — Помнишь, как Нафису и её ребят расстреляли с беспилотника?
— Если это боевые дроны, то чего полчаса жужжат над крышей и не пытаются нас убить? Придут зелёные, бабка, зуб даю.
Старушка фыркнула и покачала головой.
— Кому твои зубы нужны? А пока в нас не стреляют, может в погреб сходить? Поедим хоть напоследок…
Виктор покосился на неё почти с отвращением и, ничего не ответив, продолжил сверлить взглядом дверь. Он молчал и молчал, только хмуря брови в ответ на раздражающий стук пальцев, пару раз порывался что-то сказать, но так и не открывал рот.
— Душу бы за пиццу отдала, — пробормотала Ева. — С маслинами… И майонеза на неё…
— Кто о чём, а ты даже перед смертью думаешь о еде, — недовольно сморщился Виктор.
— Ещё бы мне не думать! В старые времена даже у преступников, приговорённых к смерти, было право на последнюю трапезу. А у нас и этого нет.
Старушка снова вздохнула и поднялась с табурета.
— Принесу-ка вина, что на зиму отложили. И мёда.
Виктор молча проследил взглядом, как она неторопливо прошла к двери, остановилась, раздумывая несколько мгновений, затем распахнула дверь и вышла наружу.
— Висят над домом, — донёсся снаружи её голос. — И правда одни следилки.
Старик хмуро покосился на окно, через которое было видно, как Ева, обходя домик, направилась к погребу. Поморщившись, он крякнул, встряхнулся и окликнул её:
— А гори оно к чертям! Неси сюда всё, что есть! Помянем человечество.
Когда Ева вернулась с бочонками, в которых хранилось вино, предназначенное для особо холодных и тоскливых зимних вечеров, он ухмыльнулся и погрозил ей пальцем.
— Ну гляди, как бы мы не встретили зелёных пьяным храпом.
Старушка только махнула рукой.
— Да этим разве
