— Вы заключили с городом контракт? Если я никуда не уеду, вы им тоже вчините иск?
Пусть не сразу, пусть только на мгновение, но Митчелл улыбнулся, и лицо его стало совсем другим. А вот что бы было, думала Тереза, попроси я его вторично показать лицензию? Ей хотелось еще раз посмотреть, как двигаются его руки.
— Позвольте задать вам один вопрос, — сказала она. — Вчера я спросила в салоне «Экс-экс», есть ли у них сценарии по Гроуву. И было похоже, что я задела больное место. Техник сказала что-то такое насчет «до или после», а затем и вообще замолкла.
— Правильно, — кивнул Митчелл. Он снова был бесстрастен и невероятен.
— Про что это вы? Что — правильно?
— Правильно, что она вам не сказала. А как ее, кстати, звали?
— Не скажу. Вы устроите ей неприятности.
— Похоже, вы все уже сказали. А имя ее я и сам могу узнать.
— Ничуть не сомневаюсь. Послушайте, сказали бы вы мне, о чем это она тогда. До или после — чего?
— Она спросила вас, хотите вы сценарий Гроува до того, как он начал стрелять, или после этого.
— А с какой такой стати их два?
— Вот в этом мы сейчас и разбираемся. Техник полезла не в свое дело.
— Так почему же все-таки их два? — повторила Тереза.
— Потому что на полпути между началом и концом Гроув зашел в наше заведение и воспользовался «Экс-экс»-сценарием. В смысле когерентности это был аберрантный поступок, но нам все равно нужно вклеить его в сценарий. И вся линейность полетит к чертям собачьим. В такой ситуации почти неизбежно появление петель, паразитных обратных связей. Прежде у нас никогда еще не было сценария, в котором кто-нибудь гоняет сценарий. Вы только подумайте, какой тут нужен объем кодирования!
— А где был Гроув после того, как он ушел из салона «Экс-экс», но до того, как начал стрелять?
— Вот-вот, — кивнул Митчелл, — к этому все и сводится. До или после? Вы насочиняли на этот счет уйму теорий, и все они ведут к мощному кроссоверу. Нам такого не нужно.
— Вас не переспоришь, — отрешенно махнула рукой Тереза. — Вы всегда, наверное, бьетесь до последнего.
— Пока не добьюсь результата.
— А вот мне сейчас нужно пройти в свою комнату, — сказала она.
Но Митчелл так и не сдвинулся с места, не уступил ей дорогу, и тогда она решила протиснуться мимо него.
Она шагнула вперед и подняла руку, чтобы вставить ключ-карту в замок. Митчелл стоял, прислонившись к дверному косяку. Между их лицами были считаные дюймы, и она снова почувствовала запах лосьона. И ей невольно представилось, как он стоит перед зеркалом голый по пояс с распылителем аэрозоля в руке, глядя на свое запотевшее отражение. В этой картине было что-то такое…
Его лицо чуть приблизилось.
— Что вы делаете в этом отеле, миссис Саймонс, совсем одна? — спросил он мягким, негромким голосом.
Тереза ощущала ритмичные удары его слов даже не ушами, а где-то в районе шеи, как вкрадчивое, почти музыкальное тактильное вторжение. По ее спине пробежали мурашки, лицо жарко вспыхнуло. Она повернулась и увидела Митчелла совсем рядом. Дюймах в десяти, и он смотрел ей прямо в глаза. Он был так молод; минули годы с того времени, когда…
Она снова сосредоточилась на замке, не желая показаться ему дурехой, не могущей совладать с современной электроникой. Она знала, что карту нужно вставить точно под прямым углом, иначе дверь не откроется и придется начинать все заново. Митчелл заговорил опять, едва выдыхая слова.
— Так в чем же дело, леди? — спросил он. — Вам хочется… этого?
Тереза бросила возиться с ключом, отшагнула назад и взглянула на Митчелла.
— Что вы сказали? — спросила она, пытаясь скрыть свою растерянность.
— Почему вы здесь совсем одна, агент Саймонс? Если вам хочется, я полностью к вашим услугам.
Тереза ничего не сказала.
Наступило долгое молчание; Митчелл смотрел на нее и смотрел, и она отвела глаза. Но даже и не видя, она ощущала его всего — его поджарое мужское тело, его дорогую, отлично сидящую одежду, его тщательно причесанные волосы, головокружительный запах дорогого лосьона, спокойный голос, серые глаза, гладко выбритый подбородок, точные движения его рук, его молодость, его близость и его упрямое нежелание хоть на шаг отступить. Митчелл поднял правую руку ладонью вперед вровень с ее губами.
— Вы знаете, что я могу ею сделать, — шепнул он почти беззвучно.
— Может, зайдете ко мне на минуту? — спросила Тереза.
И наконец он отступил в сторону, позволив ей заняться замком, и она вставила ключ-карту с первой же попытки, радуясь, что не опозорилась у него на глазах, и что не вышло задержки, не было лишнего времени подумать, что же это она делает.
Дверь открылась в полутьму, свет был только тот, что проникал в комнату от уличных фонарей; она вошла первая, а Митчелл следом. Он захлопнул дверь ударом ноги. Обуреваемая желанием, поворачиваясь к нему, она отбросила в сторону и свою сумочку, и трепаную книгу в бумажной обложке, и ключ-карту в пластиковом чехле и услышала, как они попадали на пол. В спешке и суматохе их лица столкнулись, губы вдавились в губы, зубы скрипнули по зубам. Ее язык алчно просунулся ему в рот и ощутил чистый, прохладный, чуть сладковатый вкус, словно Митчелл только что ел яблоко. Она рывком, не жалея пуговиц, распахнула блузку и притянула его крепкое молодое тело к своим грудям, ее руки метались по его спине, по узкой талии, по маленьким упругим полушариям ягодиц.
Его пальцы остановились на ее затылке, на крошечном клапане, дразня его ритмичными прикосновениями. Его другая рука легла ей на грудь, легко и нежно, как аэрозоль из распылителя.
Через час Митчелл ушел, она осталась в постели среди беспорядочно разбросанных простыней, подушек, покрывал и одежды. Все еще голая, она повернулась на бок, протянула руку и положила ее туда, где минуты назад лежало его тело. Она удовлетворенно вспоминала то, что они только что делали, и что она тогда ощущала, как захватил ее и понес сокрушительный поток облегчения. Спать ей совсем не хотелось, она чувствовала себя бодрой и хорошо отдохнувшей.
Ее окружал неотступный, неистребимый мужской запах, он был на всем — на простынях, на ее коже, на губах, в волосах, под ногтями. Потом ей стало холодно, она натянула халат, подобрала гребенку и села на краю кровати, расчесывая всклокоченные волосы, глядя в стену, ругая себя, думая о Кене Митчелле и вспоминая Энди.
Они, эти двое, занимали в ее мыслях равно важное место; это было нехорошо, но не подлежало сомнению. Впервые со смерти Энди ее чувства к нему изменились из-за встречи с другим человеком.
