У сокамерника была та же дурная привычка, что и у меня: он встал и начал расхаживать по камере.
- Я – последний из поколения настоящих инженеров. Потому как сейчас в вузах готовят не инженеров, а не понять кого! Тупых рисовальщиков трёхмерных моделей на экране! Ты не инженер, случайно?
Обрадованный тем, что не инженер (не «тупой рисовальщик»), я помотал головой отрицательно:
- Чистый гуманитарий.
Сосед, похоже, разочаровался. Беседа скисла, и я, не умеющий сидеть молча, спросил из вежливости:
- А вас за что сюда?
- Вот придут эти идиоты с обедом, вы у них и спросите! – разозлился нервный сосед и опять забегал по камере.
Не хочет рассказывать. Может, он во мне тоже «наседку» увидел? Тут я вспомнил, что в камерах любят ставить всякие прослушивающие устройства и видеокамеры. Поэтому я не стал лезть в душу Евгению Павловичу.
- Разве непонятно, за что меня держат? За мои вредные мысли, которые я пытался вбить в голову своим студентам. За то, что я всегда выступал на стороне творцов…
- Творцов или творов? – вполголоса задал я опасный вопрос, косясь по сторонам в поисках скрытой видеокамеры.
- Нет между ними никакой разницы, молодой человек. Просто творами стали называть подпольных творцов, нелегальных. А других у нас с недавнего времени просто не стало. Или уходи в подполье или не твори: вот такая, брат, политика. Торжество серости и быдлячества.
Мне понравилась манера собеседника излагать свои мысли: складно построенные фразы вперемешку с грубыми ругательствами. Надо будет кое-что перенять. Хотя теперь уж зачем, если меня вполне могут закрыть не на один год! Полевой навесит на меня тяжкий проступок и заставит подписать показания с помощью дубинки.
- Я уверен, что это время войдёт в историю, как новое средневековье. Возможно даже более ужасное, потому как сейчас преследуется любая творческая деятельность.
- Ну, зато на кострах не жгут… - возразил я.
- Для настоящего творца самая большая беда – запрет на творчество. Даже костёр не так страшен. А ещё ужаснее – заставить творца создавать новое по кем-то скроенным шаблонам и схемам. Литератора – втискивать свои опусы в прокрустово ложе криминальных романов и ироничных фэнтези, музыканта – заставлять писать идиотские шлягеры и мелодии для сотовых телефонов, инженера – изобретать подсветку для мусорных баков и кухонные шкафы на колёсиках.
Последние слова задели меня за живое, и я почему-то обиделся за креативщиков, хоть и сам всё время смеялся над этой деятельностью.
- А что тут плохого? – спросил я, вспомнив Маринеллу. – И учёные, и инженеры, и литераторы работают на благо общества. А если общество желает видеть подсвеченные мусорные контейнеры…
- Это всё навязанные потребности, мой юный друг, - грустно ответил Луговец. – Разве есть жизненная необходимость слышать мелодию в сотовом телефоне вместо гудка? Разве не проще установить нормальное уличное освещение, чем пихать светодиоды по всему мусорному баку? Реклама – страшное дело. Это она навязывает нам то, без чего вполне можно прожить.
Он так разволновался, что присел на нары, выудил из кармана пузырёк с таблетками и сунул одну под язык. Видимо, гуманные антиинвенторовцы не стали отбирать лекарство у больного.
- Из-за этого навязывания, люди сами усложняют себе жизнь. Для чего платить деньги за недешёвый фитнес-центр и ездить туда на машине, если можно просто дойти до этого центра пешком и обратно? От пешей прогулки будет не меньше пользы чем от занятия на тренажёрах, причём пользы бесплатной! Для чего пытаться похудеть, поглощая дорогущие лекарства, если можно просто не жрать?!
- Вы простых вещей не понимаете, Евгений Павлович! – подлил я масла в огонь. – Посещение фитнес-центра – это престижно, а пешком ходят только неудачники и лохи. А просто не жрать – это неприятно, ведь хочется полакомиться всякими деликатесами.
- Увы, - промолвил мыслитель. - Люди из-за этой гонки за престижем совсем разучились думать. Как дикари из отсталых племён, кидаются на всё блестящее и пищащее. Безмозглое быдло любит фейерверки и блёстки. А сильные мира сего нам это навязывают. И знаете для чего?
- Чтобы легче управлять?
- Не только. Чтобы легче нам впаривать всякую дрянь, украшенную блёстками и пищалками. А самим навариваться на этом. Всё просто.
- Действительно, просто, - подтвердил я.
- Беда только в том, - продолжил сокамерник. – Что сильные мира сего сами отравлены идеей опций и пытаются решить мировые проблемы блёсками и свистелками. Бороться с дегенератами на дороге видеокамерами. С мировыми терроризмом – зачистками. С пьянством – запретом на ночную торговлю алкоголем. Они уже не видят, что причина этих явлений гораздо глубже, и чтобы с ними бороться, нужен именно изобретательский подход, диалектический.
Я покосился на дверь. Луговец это заметил.
- Не бойся. Эти тупоголовые уже привыкли, что я высказываюсь прямо. Всё равно они никаких конкретных обвинений не предъявят ни тебе, ни мне. Им нужен состав преступления: подпольные кружки технического творчества, тайные фабрики по изготовлению новинок, явки, адреса… Ничего этого они от меня не добьются!
«Не добьются». Не так-то ты прост, Евгений Павлович! Нечего прикидываться простым теоретиком инженерного творчества.
Конечно, он прав, за одни разговоры в камере нас не привлекут. Но и усугублять своё положение не хотелось. Поэтому я честно пытался перевести разговор на другие темы. Но все они одинаково сводились к инженерному творчеству.
- Один умный человек заметил, что среди технических систем действует закон естественного отбора, - разглагольствовал опасный для общества собеседник. – Сейчас эти новоиспечённые технари его пытаются заменить искусственным отбором. И забывают, что прекрасно только естественное. Волк будет сильнее и живучее, чем искусственно выведенные пучеглазые чихуахуа и гламурные болонки. Так и техника, которая появляется в результате борьбы, скачков, технических переворотов будет живучее и прекраснее, чем все нынешние контейнеры для опций.
- Овчарка, - сказал я.
Собеседник выпучил на меня глаза:
- Какая овчарка?
- Обычная. Она появилась в результате искусственного отбора. Но волку не уступит.
Луговец на некоторое время смутился.
- Ну я же полностью не отвергаю всех опций и безделушек. Они, бесспорно, нужны. Но в разумных пределах.
Евгений Павлович вдруг хитро посмотрел на меня и прищурился:
- А ты, мил человек, кем трудишься? Уж больно ты в опциях хорошо ориентируешься.
Я ответил. Луговец неожиданно оживился, заставил меня рассказать о работе креаторщика и зачем-то выпросил у меня визитку. Поскольку меня взяли после форума, я был в деловом костюме, во внутреннем кармане которого у меня всегда лежала пачечка визиток для «работы в кулуарах».
