Ржавые, купленные когда-то вашим безалаберным тестем на развес, и забытые им же в вашем огороде под дождём гайки, шурупы, болты, всякого шпильки и гвозди — они охотно пойдут у нас на шрапнель, когда будет подходить к концу ранее заготовленный мною подобный «боезапас».
У вас завален двор старыми гнилыми трубами? Так отдайте без жадности, — и вы избавитесь от головной боли, а мы сможем их оживить для весьма изощрённого убийства.
Вам стало некуда сдавать старые алюминиевые кастрюли и прочий подобный лом? Принесите его нам, и мы, вооружившись на ночь напильниками и найдя на соседнем подворье годами слежавшуюся аммиачную селитру или прадедушкин свинцовый сурик, сжегши на ходу пару веток, — мы вернём его вам завтра на рассвете в виде подарочного фугаса в окно.
Завалялась засохшая краска? По старым мешкам вы натрусили пригоршню сахара? Бог с вами, приходите завтра, и мы через час продадим вам уже готовую, замечательную бомбу! Проклинаемой дворниками пластиковой и стеклянной бутылкам при нынешней жизни вообще цены нет!
Любая мелочь, любая полезная в хозяйстве дрянь будут приняты нами с вожделением и благодарными поклонами, а уже назавтра они выйдут из моих рук шедевром выживания или разрушения.
Первым делом, вы не поверите, я в первые же после «биг прихлёба» дни бросил практически всех своих людей на ревизии уцелевших лесных и районных свалок. Потому мы успешно свою начали новую жизнь со знакомства с менталитетом и основами выживания бомжа. Увы, — в новой жизни не приходилось брезгливо зажимать носы. И потому со старанием и почти с удовольствием рыли и копали все…
Надо сказать, что несмотря на отсутствие у большинства из нас должного опыта копания в слежавшемся за годы хламе, мы в первый же заход просто «озолотились»! Я сумею использовать всё найденное в любых, самых немыслимых вариациях.
То, что ранее всем казалось мёртвым презренным мусором, теперь даст новую жизнь живым.
Эту истину уцелевшие пока постигают с трудом. В их домах почти всегда было чисто. И это замечательно. У меня тоже. Но любой уважающий себя хозяин просто обязан иметь в своей неприкосновенной собственности особой святости чулан (сарай, подпол, гараж, шкафчик), где вдали от жадных глаз поборников чистоплотности и противников «лишнего в доме», должен десятилетиями храниться в плотно подогнанном (спрессованном, притоптанном, концентрированном) состоянии весь крайне необходимый в хозяйстве хлам!
Сколько раз, потеряв терпение, я сам ранее выбрасывал на помойку годами валявшуюся без абсолютной надобности и странную на вид железку или вещь! И по закону подлости, максимум через неделю наступает момент, когда будет нужна именно ОНА!!! С тех пор я дал себе зарок создать культ демона — старьёвщика. Мало кто из стоящих здесь и уже лежащих ТАМ знал или просто думал о том, что человечество должно лелеять и беречь свой чудесный, ненаглядный, благословенный мусор. Просто мегатоннами заготавливать его впрок! Я же знал это давно. Именно поэтому никому из них нас не взять.
Подсознательно они это чувствуют. И потому мы сегодня стоим здесь почти почётными гостями. Вот только им угостить нас нечем, да и не собираются. Жадины. Ну и ладно, ну и ничего, — мы и не претендуем, не гордые. Однако с нашей стороны противника следует окончательно добить. Мы с полным равнодушием лезем в карманы…и закуриваем. Вроде как завалявшуюся в кармане хлебную крошку вперемежку с табаком жадно в рот бросили.
Можно бить человека ногами в голову и вставлять ему в разные места паяльник. Требовать от него отдать последнюю рубаху на благо африканской церкви. Заставить отказаться от веры, футбола и секса.
Но никто из агрессивных курильщиков, коими являются добрые три четверти мужчин и большая половина женщин, не в силах спокойно созерцать, как вспыхивает в чужих пальцах огонёк сигареты, которой ты не видел уж не ясно даже, сколько времени…
Ничья рука не отдёрнулась уж точно, когда Шур протянул по кругу пачку. Такое впечатление, что на индульгенции за вечным спасением давка была бы меньше. Сегодня мы стали разом беднее на 16 сигарет.
Нам повезло ещё, что ветхость и язвы прошлого не располагают к добитию здоровья, иначе даже всех наличествующих у нас «табачных палочек» не хватило б тому числу согбенных старух и «довесков» разных возрастов, что галдели и толпились теперь на своих загаженных подворьях, завидев нас.
Практически поравнявшись с ними всеми, прямо посреди кольца толпы я демонстративно присаживаюсь на край огромного, крашенного в триколор колёсного ската, когда-то победно изображавшего задрипанную клумбу, и устанавливаю карабин между ног.
Стволом именно вверх. Это важно. Пока все глаза видят именно меня. И видят именно расслабленным. Что заставляет подзабыть о моих сатрапах. Однако они бдят, как кот при поедании неосторожно оставленной хозяйкой на время сериала сметаны. Ненавязчиво и невзначай стволы, как бы низом, но проходят за спинами собравшихся. А в карманах уже насторожены фитилями вверх гранаты.
Я просто сижу. Я не опасен, не зол. Я просто перегруженная заботами старая мышка. Попросту уставший путник, забредший на ваш огонёк. Ля-ля-ля…
И я вроде старшего у этих странных «визитёров». Все ждут моего трёпа. Но я при этом смотрю в землю, сознательно бычусь и молчу.
И до них, наконец, дошло, что мы пришли не на беседу с чаем и баранками, а «поговорить». Сугубо по происшествию и только по делу. Как «сурьёзные кабаны». Поэтому и ждём, пока они раскроют рот первыми. Это идеальный ход, если хочешь услышать о намерениях народа почти правду. И сохранить свой загадочный вид и максимально целым зад.
Пока ты загадка, ты кажешься опасным. Пока ты опасен, ты жив. Пока ты жив, ты всё ещё опасен. Только б они не загалдели разом…
— Э…как вас там? Спасибо за сигареты, конечно, но… это…мы ведь не звали вас. Что вам здесь нужно? — видавшие виды очки явно не для его последнего зрения. Кургузого вида курточка и ботинки «а-ля коммунистическая грядка». Всё ясно. Бывший работник нефизического и весьма доходного труда.
Говорит медленно и почти культурно. Без «мать». Адаптировался с трудом, больше по подхалимажу. Один из немногих, кто не курил здесь.
— Мы ведь могли начать стрелять в вас…
— Бросьте. Вам не убить на таком расстоянии и лежащего в «пополаме» слона. — Сигарета, даже отсыревшая, всё-таки за счастье…
— Значит, им действительно здесь что-то нужно! — убеждённо заверил сам себя и собрание Очкастый.
— Смотри на меня, «прохвессор»… И на себя взгляни попутно. Что может быть МНЕ от тебя НУЖНО? — вмешавшийся тут же возмущённый Упырь старается не хамить, но речь звучит грубовато. Ну да ладно, проглотят. — От ТЕБЯ и ЗДЕСЬ, чтоб я помер не завтра и не навсегда?!
