заглушил его слова.
– Сейчас он охотно поверит в то, что у тебя клыки и когти, – сказал Имам, – и что ты с самого начала прятал этот свой истинный облик под личиной скромности и дружеского расположения, дабы поразить его в спину, когда он ненароком отвернется!
– Но это не так, – проблеял Гиви, – я к Мише всегда…
– Ты – смертельная угроза для него, о Гиви!
Алка, которой надоело стоять молча, вдруг музыкально проговорила:
– Ты что, элементарных вещей не понимаешь? У Мишки армия застоялась.
– Так джиннов же он победил!
– Не он, а ты, – напомнил Имам.
– Ладно. Я же их победил! Ну и вел бы Миша свою армию через перевал… уж не знаю, на кого там – на Багдад, что ли?
– Еще поведет, – откликнулась Алка, – с тобой управится и поведет. Он же теперь у нас Александр Великий!
– Кто-кто? – спросил Гиви.
– А ты что, не знал, о повелитель? – удивился Имам. – На Престол Ирама может взойти лишь прямой потомок Еноха, а потомок сей – Искандер, он же Шахе-марзбун, царь-охранитель, владетель руба и маскуна, повелитель всех обитаемых земель, властелин вселенной, Двурогий, Зу-ль-Карнайн!
– А с чего этот грек, извиняюсь, прямой потомок Еноха? Он же грек!
– По линии Авраама, разумеется, – ответил Имам, – ибо он, Искандер, – сын Филиппа, а Филипп – сын Мадраба, сына Гермеса, ну и так далее, вплоть до сына Исава, сына Исаака, сына Авраама. У нас это любой ребенок знает.
– Ну да, ну да, – устало качнул головой Гиви, – Миша – он конечно… он Авраамович. По мужской линии. Но он же умер. То есть Македонский умер. Миша пока жив.
– Искандер вернется! – воскликнул старец. – Вернется в мир, когда в том будет нужда.
– Типа царь былого и грядущего, – пояснила Алка.
– А я тогда кто, – взвыл Гиви, – тоже владетель этой… рыбы муксуна?
– Кто-то из вас двоих – определенно да, – согласился Имам.
– Кто?
– Ты, о Гиви! Разумеется, ты! Ибо на Престол обманом воссел самозванец!
– Я – тоже Искандер? – с тоской спросил Гиви.
– Искандер – один! И это ты – о Гиви! И сие – неопровержимая истина. Ибо Престол ведает, кто из вас двоих истинный царь! Для того он и поставлен в Ираме! Ибо гласит предание, что Искандер Великий вернется в Ирам, когда Ираму будет грозить опасность.
– Какая опасность?
Вдалеке что-то бухнуло. Гиви приподнялся на цыпочки и, вытянув шею, выглянул в узкое окно. Он увидел лишь каменное ребро скалы, почему-то колеблющееся, то пропадающее из виду, то возникающее вновь. Вонючий дым ударил ему в лицо, и он закашлялся, вытирая слезящиеся глаза. Где-то внизу раздались крики.
– Вот какая, – мрачно произнес Имам.
– Блин! – Алка тоже чихнула и накинула на голову прозрачное покрывало. – Он построил катапульты, этот гад! – невнятно проговорила она. – Вот что значит – инженерное образование! Он тут устроит этот… греческий огонь! Гиви, он нас сейчас сделает!
Гиви встал. Дым плавал по комнате сизыми клубами, пламя в светильниках затрещало и погасло, ковры пожухли, точно опавшие листья.
– Ладно, – сказал он мрачным мужественным голосом, – что я должен делать?
* * *
Армия стекла с гор подобно потокам воды, огибающим крупные препятствия и сметающим мелкие.
И вот уже два войска смотрят в глаза друг другу над вытоптанной равниной, под белесым небом, по которому ползут белесые облачка.
Земля под ногами чуть вздрагивает – то ли от тяжкой поступи боевых верблюдов, то ли сама по себе.
Над головой Гиви плескалось узкое черное знамя.
Над головой Шендеровича плескалось узкое черное знамя.
Вот, думал Гиви, вот оно – мое могущество. Вот я гарцую на горячем боевом коне (который все время норовит каким-то особенно паскудным образом вывернуться из-под всадника). Это меня отвлекает, но ненамного… потому что я выше этого. Твердой рукой держу я поводья (черт, их, кажется, надо пропустить под этот палец… или под этот?), блеск мечей и копий точно вспышки молний у меня за спиной (это потому, что солнце бьет мне в глаза, – по-моему, это как раз то, что называется в военном деле неудачной позицией), я защищаю свою собственную твердыню (куда, кстати, делся этот чертов Имам?), а за крепкими ее стенами сияет лицом женщина, которую я спас от тирана (уж кто-кто, а она любого тирана к ногтю прижмет), и ежели я погибну в ратном бою, то она… э-э… благополучно вернется к тирану, я полагаю. Эх, ладно, что об этом думать – вот я сильный, мудрый (а кто я, кстати, такой?), полководец, тактик и стратег, вышел в бой против самого Александра Великого (ну и наваляет же он мне!)… Нет, это плохая установка, надо как-то по-другому.
Я царь, за мной тысячи, готовые броситься в бой по одному моему слову.
И вот они, тысячи, которые готовы броситься в бой по одному Мишиному слову…
Мишиных тысяч было явно больше.
Мало того, у подножия неприступных стен крепости расположились катапульты и еще нечто загадочное, что Гиви счел осадными машинами, а за спинами многочисленных воинов, в молчании выстроившихся пугающе ровными рядами, маячило еще что-то – очень большое, башнеобразное и, по всей видимости, на колесах.
Если этот самый Имам так уж хотел моей победы, тоскливо подумал Гиви, почему он не выдвинул никакую технику? Вечный старец, да? За столько лет вполне можно было додуматься до чего-то приличного.
Солнце било в глаза, и деваться было некуда.
Гиви показался себе одновременно очень большим и очень маленьким.
Большим – потому что руки и ноги существовали как-то отдельно и были совершенно неуправляемы, а сам он бесстыдно торчал на виду у вражеской армии, словно слегка приплясывающая мишень. Маленьким – по той же причине.
Вдали, неподвижный как статуя, высился на белой верблюдице Шендерович. Выглядел он очень импозантно.
За спиной Гиви волновались войска. Гиви остро чувствовал, что между лопатками он столь же уязвим, как и спереди. И вообще – он весь был одно сплошное уязвимое место.
Мне его ни за что не прижать, подумал он. Этот гад по определению гениальный полководец. Он меня как муху раздавит! Нет, это я – гениальный полководец! Заклинатель джиннов!
По крайней мере, все так говорят.
Вот и Алка, повязывая ему шелковый кушак, нежными своими пальцами повязывая, деловито сказала: «Помни, мой Гиви, что ты владеешь секретным оружием, коего нет ни у этого биндюжника и ни у кого в этом злополучном мире!»
Если я все-таки царь, а не он, лихорадочно думал Гиви, что, вообще-то, маловероятно, то я могу вызвать этих ифритов и устроить тут такое…
А если я не царь? Если царь все-таки он?
Черт, как меня подставили! Как мальчишку.
Ладно, что уж теперь!
Что я им тогда велел? Удалиться, пока не призову?
Вдалеке Шендерович выхватил саблю и прокричал что-то…
Тоже мне, Чапаев, печально подумал Гиви.
– Это! – отчаянно заорал Гиви, привстав на стременах, видя, как войско Ирама сорвалось с места и в клубах пыли ринулось вперед. – Где бы вы ни были…
