ее сюда и помещу в безопасности! И никто, никто, о Гиви, не сможет использовать ее против ее желания! Ведь ты использовать ее не будешь?
– Нет, – вздохнул Гиви, – какое там!
– Но я предупреждаю тебя, о Гиви, что сия женщина опасна, ибо язык ее остер как бритва, а ум не уступает языку. Потом, у нее светлые волосы, что свидетельствует о плохой работе внутренних жидкостей! Но полагаю, ты как раз тот, кто сумеет противостоять ее чарам, как бы они ни были сильны!
Гиви опять задумался:
– А сумеешь ли ты, о Имам, привести ее сюда, избежав при этом грубого насилия? Так, чтобы ни один волос не упал с ее головы?
– Я – раб Ирама, а следовательно, твой раб, о Гиви, – склонил голову старец, – и я велю слуге твоему Джамалю доставить эту женщину. Возможно, он уже в пути, ибо должен вернуться во дворец до рассвета, дабы способствовать твоему делу!
Каким образом Джамаль намеревался способствовать делу во дворце, Гиви не очень понял. Шпионить, наверное…
– Ну что ж, – разрешил Гиви, – пусть поспособствует, ибо усердие есть наилучшее качество доброго слуги. Я же, о Имам, буду ждать, пока эта женщина не прибудет сюда, целая и невредимая. И требую я, чтобы отныне она сопровождала меня везде и всюду, ибо коли ты полагаешь, что Миша может использовать ее в качестве последнего довода, то не намерен ли ты сам применить ее с той же целью?
– Ты ранишь мне сердце своим недоверием, о Гиви, – вздохнул старец, – но я живу, чтобы исполнять твои повеления! И нет для меня большей радости, нежели вывести тебя из мрака на свет. Кстати, о венценосный, Джамаль уверял, что ты грезил каким-то узником, каковой делил будто бы с тобой заключение.
– Это и впрямь были лишь спутанные грезы, – небрежно отмахнулся Гиви.
– А-а… ну ладно! Позволь твоему слуге удалиться, чтобы отдать соответствующие распоряжения…
Имам вновь вздохнул. Одновременно с этим раздался далекий гул и пол под ногами у Гиви слегка содрогнулся.
– Слышишь? – воздел руку старец.
– Слышу, – согласился Гиви, – от трех до четырех баллов. Ну и при чем тут Миша? Если я, твой гость и властелин, правильно понял, Ирам так трясется столетиями…
– Будет хуже, – зловеще проговорил старец.
– Что ж, – отозвался Гиви, скрестив руки на груди и усаживаясь на подушки, – тогда и поглядим, что тут можно сделать. И пришли мне кого-то, дабы я мог омыть руки и приступить наконец к трапезе…
– Слушаюсь и повинуюсь, господин мой, – произнес старец с достоинством. Он поглядел на Гиви, сокрушенно покачивая головой. – Я ждал тебя столько лет, о повелитель! – сказал он. – Я копил силы! Я взращивал мудрость! Я проницал пространства в поисках твоего сияния! Так почему же ты сомневаешься? Неужто думаешь, что я не различу алмаз среди стекляшек? Неужто полагаешь, что я позволю тебе отказаться от того, что принадлежит тебе по праву, только из-за твоей неуместной скромности?
Не позволит, с тоской подумал Гиви. Дались им эти Цари Времен! Он понятия не имел, кем там оказался Миша, но лично он, Гиви, явственно чувствовал себя самозванцем, с каким-то равнодушным ужасом ожидая, что обман вот-вот раскроется.
– Я же сказал, о Имам, – буркнул он, – я подумаю. Так сразу дела не делаются! Ступай! Прошу, слушай, дай побыть одному!
– Разумеется, о повелитель, – сдержанно сказал старец, однако ж в голосе его слышалась затаенная обида.
Он сложил руки, поклонился и вышел.
Гиви поерзал на подушках, устраиваясь поудобнее. Чтобы не скучать, он стал разглядывать потолок, выложенный причудливыми изразцовыми узорами. Узоры нагоняли тоску.
Так, значит, я теперь царь, думал Гиви. Миша не царь, а я царь! Жаль, Миша об этом не знает! Ну ничего, скоро узнает! Эх!
Воевать ему не хотелось. Хотелось кушать. Во-первых, с Мишей не повоюешь. У Миши Масрур, а Масрур готов идти за своим повелителем в огонь и воду – после той позорной истории с джиннами. У Миши его верные бессловесные мамелюки. У Миши полки` со знаменами. Боевая белая верблюдица! У Миши, в конце концов, нубийские ослы!
Гиви поднялся с подушек, подошел к высокому окну, встал на цыпочки. Убедился, что по причине отчасти высокого окна, отчасти собственного низкого роста он не достает даже до нижнего края, вернулся, кряхтя придвинул столик, взобрался на него и выглянул наружу.
За`мок висел над пропастью.
То есть, вернее, он возвышался над пропастью на плоском утесе, напоминающем по виду палубу корабля. Нос палубы выдавался вперед и играл роль двора перед замком. Сейчас, смутно проступая в утренней дымке, на нем в грозном молчании строились квадраты войск.
Гиви стало страшно.
И это, подумал он, мои люди? Мои войска? Они сделают все, что я прикажу? Нападут на Мишу?
Да чем лично их Миша не устроил?
Вечный старец, вспомнил он! Единственный, кто не признал в Мише повелителя Ирама! Святой человек, укрывшийся в горах!
Ему с самого начала Миша не понравился, подумал он.
А я, выходит, понравился!
Гиви в испуге отпрянул от окна: словно ощутив его присутствие, сотни людей внизу, как один человек, мерно застучали древками копий о камень.
* * *
Плов не лез в горло.
Может, мне просто надоела восточная кухня? – думал Гиви с тоской.
Сейчас бы борща поесть. И черного хлеба с салом…
Когда за завесой, скрывающей вход, раздались шаги, Гиви быстро вытер руки о пеструю ткань и выпрямился на подушках.
Двое мрачных могучих рабов внесли на плечах пестрый мешок, у горлышка аккуратно перехваченный золотой тесьмой. Тесьма была кокетливо повязана бантиком. Мешок дергался, извивался, а порою складывался пополам.
Рабы свалили мешок у ног Гиви и, поклонившись, поспешно вышли. У одного, как имел возможность убедиться Гиви, слегка заплыл глаз.
Мешок продолжал дергаться.
– Ну ты шакал, Мишка! – фыркал мешок. – Багдадский вор тебе товарищ! Ты еще пожалеешь! Я тебе еще покажу! Развяжи мешок, скорпионово семя!
Гиви наклонился, аккуратно потянул за ленточку и поспешно отскочил в сторону.
– Аллочка, – робко сказал Гиви, – успокойся!
– А… – Алка вскочила на ноги и отряхнулась, – это ты!
– Я, Аллочка, – печально отозвался Гиви.
Алка разъяренно откинула со лба светлую прядь.
– И ты туда же, – вздохнула она, – мало что Мишка совсем умом тронулся!
– А он тронулся? – на всякий случай спросил Гиви.
– Еще бы! Запер меня в этом своем гареме, мегер каких-то приставил… ты бы поглядел на этих куриц! Они мне поют, представляешь? И еще на лютнях играют! Один раз заглянул, объяснил мне доступно и популярно, что он теперь царь, и опять смылся! Кастратов каких-то понаставил, хочу выйти – не пускают, Масрур хотел зайти – не пускают. Говорят, царь не велел! Царь! И кто? Этот Синдбад недоразвитый!
– Ты погоди, послушай…
– Мало того, надевают мне мешок на голову и тащат! Весь хребет об осла обломала… везде синяки! И здесь! И здесь!
Гиви отступил еще на несколько шагов.
– Это я велел тебя привезти, – признался он, отчаянно пытаясь расправить
