Что-то горячее надвинулось со спины. Атос оглянулся и прыгнул в сторону. За ним по пятам шёл огромный мертвяк — тяжёлый, жаркий, бесшумный, немой. Робот, подумал Атос. Слуга. Я молодец, подумал он. Я это понял. Я забыл, как я до этого дошёл, но это неважно, важно, что я понял, сам…
— Молчун! — позвала Нава и обернулась, и увидела мертвяка. — Мама! — завопила она и рванулась вперёд, вырывая руки.
Женщины величественно повернули головы. Не было в этом мире ничего такого, ради чего стоило бы оборачиваться быстро. Хозяева, подумал Атос. Мать Навы засмеялась.
— Старые страхи! — сказала она беременной женщине. Та тоже улыбалась, но с некоторым неудовольствием. — Не бойся, девочка, — сказала мать Наве. — Это работник. Посланец. Тебе не нужно их бояться. Бояться вообще никого не нужно: здесь всё твоё. Работники тоже принадлежат тебе. Завтра ты будешь уже командовать ими, и они будут делать всё, что ты прикажешь, и пойдут, куда ты пожелаешь…
— Лес страшен только мужчинам, — сказала беременная женщина. — Потому что в лесу ничто не принадлежит им. Теперь ты стала нашей подругой и лес принадлежит тебе…
— Есть, однако, воры, — сказала мать Навы, обнаруживая готовность уточнять и спорить. — Вероятно, это самая опасная ошибка, но их становится всё меньше…
— А я видела воров, — сказала Нава. — Молчун бил их палкой, а потом они гнались за нами, но мы убежали, мы очень быстро бежали, прямо через болото, хорошо, что Колченог показал мне, где тропа, а то нам бы не убежать. Молчун совсем из сил выбился, пока мы бежали, он совсем плохо бегает… Молчун, ты не отставай, ты за нами иди!…
Да, подумал Атос. Иду. Иду за вами. Зачем? Он вдруг понял, что Наву он потерял. И с этим ничего не поделаешь. Нава уходит к хозяевам, а я остаюсь… Остаюсь противником? Почему, собственно, противником? Какое мне до них дело? Какое-то дело есть… Что-то у них надо узнать… Нет, не то… Да, они держат в осаде деревню, значит, я всё–таки их противник… Тогда зачем я иду за ними? Провожаю Наву? И его охватила тоска. Прощай, Нава, подумал он.
Они вышли к развилке тропы, женщины свернули налево. К озеру. К озеру с утопленницами. Они и есть утопленницы.
«Мы идём к озеру, да? — спрашивала Нава. — Вы там купаетесь? Почему вы просто лежите, а не плаваете? Мы думали, что вы все утонули, мы всё время думали, что вас топят мертвяки…» Мать что-то ответила ей — Атос не расслышал. Они прошли мимо того места, где Атос ждал Наву и ел землю. Это было очень давно, подумал Атос. Так же почти давно, как База… Он едва шёл, если бы по пятам не шёл мертвяк, он, наверное, бы отстал. Потом женщины остановились и посмотрели на него. Кругом были тростники, земля под ногами была мокрая и топкая. Нава что-то тарахтела, а женщины задумчиво смотрели на него. Тогда он вспомнил.
— Как мне пройти на Базу? — спросил он. На их лицах изобразилось изумление, и он понял, что говорит по-русски. Он сам удивился: он уже не помнил, когда в последний раз говорил по-русски.
— Как мне пройти к Белым Скалам? — сказал он.
Беременная женщина сказала, усмехаясь:
— К Белым Скалам тебе не пройти. Ты сгинешь по дороге. Даже мы не рискуем пересекать линию боёв. Даже приближаться к ней…
— А ведь мы защищены, — добавила мать Навы. — Правда, там не линия боёв, конечно, а фронт борьбы за Разрыхление Почвы, но это не меняет дело. Тебе не перейти. Да и зачем тебе переходить? Ты всё равно не сможешь подняться на Белые Скалы…
— Тебе не пройти линии боёв между Западом и Востоком, — сказала беременная женщина. — Ты утонешь, а если не утонешь, тебя съедят, а если не съедят, то ты сгниёшь заживо, а если не сгниёшь заживо, то попадёшь в переработку и растворишься… Одним словом, тебе не перейти. Но может быть, ты защищён? — В глазах её появилось что-то похожее на любопытство.
— Не ходи, Молчун, не ходи, — сказала Нава. — Зачем тебе уходить? Оставайся с нами, в Городе! Ты ведь хотел в Город, вот это озеро и есть Город, мне мама сказала, правда, мама?
— Твой Молчун здесь не останется, — сказала мать Навы. — Но и фронт Разрыхления ему тоже не пересечь. Если бы я была на его месте — забавно, подруга, я сейчас попытаюсь представить себя на его месте, на месте мужчины с Белых Скал… Так вот, если бы я была на его месте, я бы вернулась в деревню, из которой я так легкомысленно ушла, и ждала бы там Одержания, потому что это неизбежно, и очередь его деревни наступит, как прежде наступила очередь многих и многих других деревень, таких же грязных и бессмысленных…
— Я тоже хочу вернуться с ним в деревню, — заявила вдруг Нава. — Мне не нравится, как ты говоришь. Раньше ты так никогда не говорила…
— Ты просто ошибаешься, — спокойно сказала ей мать. — Может быть, и я тоже когда-то ошибалась, хотя я этого и не помню. Даже наверняка ошибалась, пока не стала подругой…
Беременная женщина всё смотрела на Атоса.
— Так, может быть, ты защищён? — повторила она.
— Я не понимаю, — сказал Атос.
— Значит, не защищён, — сказала женщина. — Это хорошо. Тебе не надо ходить к Белым Скалам и тебе не надо возвращаться в деревню. Ты останешься здесь…
— Да, с нами, — сказала Нава. — Я так и хотела, и вовсе я не ошибаюсь. Когда я ошибаюсь, я всегда говорю, что ошибаюсь, правда, Молчун?
Мать поймала её за руку. Атос увидел, как вокруг материной головы быстро сгустилось знакомое лиловое облачко. Глаза её на мгновение остекленели и закрылись. Потом она сказала:
— Пойдём, Нава, нас уже ждут.
— А Молчун? — спросила Нава.
— Ты же слышала, он останется здесь… В Городе ему совершенно нечего делать.
— Но я хочу, чтобы он был со мной! Как ты не понимаешь, мама, он же мой муж, мне дали его в мужья, и он уже давно мой муж…
Беременная женщина брезгливо скривилась. Мать Навы тоже.
— Не говори так больше, — сказала она. — Это нехорошее слово. Его надо забыть. Впрочем, ты его забудешь… Мужчины подругам совсем не нужны. Они никому не нужны. Они лишние. Они ошибка.
Атос невольно взглянул на беременную женщину. Та перехватила его взгляд и засмеялась.
— Глупец, — сказала она. — Ты даже этого не понимаешь. Боюсь, что я зря трачу на тебя время.
— Пойдём, Нава, — сказала мать. — Он останется здесь. Ну хорошо, ты потом придёшь к нему.
Она потащила Наву в тростники. Нава всё оборачивалась и кричала:
— Ты не уходи, Молчун! Я скоро вернусь, ты не вздумай без меня уходить, это будет нехорошо, пусть ты не мой муж, раз здесь так нельзя, но я всё равно твоя жена, я тебя выходила, и ты меня теперь жди…
Он смотрел ей вслед, понимая, что больше никогда не увидит её, а если и увидит, то это будет уже не Нава, кивал, слабо махал рукой и старался улыбаться. Они скрылись из виду, и остались только тростники, потом Нава замолчала, послышался всплеск, и всё стихло. Он проглотил комок, застрявший в горле, и спросил:
