– Зато чемпион мира по шахматам – тамильский гроссмейстер Ананд, – робко возразил Шива.
– Один оазис на бескрайнюю пустыню! – китаец явно провоцировал товарища и нарвался на резкую отповедь.
– Буддизм, что ли, сильно помогает развитию? Китай развился благодаря мудрой политике правителей и конфуцианской, а вовсе не буддистской морали.
Кун повернул к нам своё пунцовое лицо.
– Вы бывали в индуистских храмах?
– Нет ещё. Только мимо проезжали, – ответил я.
– И не ходите, если не хотите подцепить какую-нибудь заразу. На входе заставляют снимать обувь, а внутри ужасная антисанитария. Пол грязный, статуи богов – в пыли. Если есть пруд, то он давно уже зарос камышом и затянулся тиной. Его никто никогда не чистил. В храме спят собаки, возле него коровы кладут лепёшки.
В Канди я вас проведу по храму Зуба Будды – одной из главных буддистских святынь. Своими глазами увидите разницу двух религий.
От невозмутимости Шивы не осталось и следа:
– Тебя одно спасает, Кун, что ты – китаец. Любого местного сингала, отзовись он так о нашем храме, задушил бы своими руками. Вы, буддисты, вообще ни в каких богов не верите. Высшая реальность, просветление, нирвана… – это всё придумал человек. Будда – просто мудрец, пророк, но не бог. Он – всего очередная аватара бога Вишну, как Моисей, Иисус, Магомет.
– Тебя послушать, так твоя грязная Индия – колыбель всей цивилизации! Мир вообще самороден, у него нет бога-творца!
– Ну знаешь…
Шива сжал кулаки и выпустил руль.
Я понимал всю театральность этого религиозно-философского диспута, разыгранного для продвинутых туристов, но актёры, похоже, заигрались.
– Спокойно, ребята. Только без рук.
– Скажи спасибо нашим гостям. Иначе бы на себе почувствовал мастерство даосских боевых искусств, – пригрозил водителю китаец.
Воин Шива многозначительно промолчал.
Чтобы до конца разрядить напряжённую ситуацию, я спросил у Куна:
– Что такое нирвана?
На физиономию китайца тут же вернулось благочестие:
– О! Это высшее состояние человеческого духа, полная свобода от страстей и желаний, освобождение от круга рождений, потусторонний мир молчания, затухание звезды в блестящем восходе солнца или таяние белого облака в летнем воздухе. Погрузившись в нирвану, Будда указал путь устремлений своим последователям, достижимый после искоренения всех омрачений.
Ева заворожённо слушала китайца.
– Как красиво! – мечтательно произнесла она.
Глаза гида заблестели.
– Кун счастлив, что мадам поняла его, – сказал он о себе в третьем лице.
А мне почему-то вспомнилось стихотворение.
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом…
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? жалею ли о чём?
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!
Но не тем холодным сном могилы…
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь;
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб, вечно зеленея,
Тёмный дуб склонялся и шумел.
Михаил Лермонтов
Я прочитал его Еве перед сном, когда мы, насытившись друг другом, отдыхали после трудного дня на широкой кровати в гостиничном номере древней цейлонской столицы.
– Как похоже на нирвану! Не смерть, а сон, сладкое забвение, – согласилась моя возлюбленная.
– Только не думаю, что молодой офицер царской армии изучал буддизм. Своим умом, скорее, дошёл до этой истины. Чем тебе не Будда? Но нет пророка в своем отечестве.
Львиная скала одиноким гигантским булыжником размером с хороший небоскрёб монументально возвышалась среди обширной равнины, словно рухнувший с неба метеорит. Подступы к скале окружал ров, наполненный водой, а за ним простирался древний парк по типу Версаля.
– В пятом веке до нашей эры один царь, опасаясь врагов, приказал соорудить на этой скале неприступную крепость, где и поселился потом со своими пятьюстами жёнами.
Ева даже ахнула от удивления и переспросила Куна:
– Сколько у него было жён?
– Пятьсот.
– А зачем ему столько?
– Ну как… – смутился Кун. – Он был сильный мужчина, к тому же царь.
– Всё равно не понимаю.
– А вот поднимемся наверх в зеркальный зал, может быть, и поймёте, – сказал подошедший Шива и предложил Еве руку, чтобы она могла на неё опереться при восхождении.
Ева отказалась.
– Смотрите, подниматься высоко, почти на двести метров. Ступени вырублены в скале, очень крутые. Тяжело будет.
– Пусть мне лучше Кун поможет. А вы за Адамом, пожалуйста, присмотрите.
Никаких зеркал в зеркальном зале не было. Стены высоченного, выдолбленного в скале грота были расписаны фресками весьма фривольного содержания: обнажённые танцовщицы, откровенные любовные сцены, неприкрытые гениталии. Настало время Шиве стать экскурсоводом и прояснить некоторые особенности индуизма.
– Митхуны, любовники, выражают естественный процесс жизни, к ним не прилагаются запреты. Физическая любовь мужчины и женщины у нас почитается со времён седой древности. Это – акт творения, священный ритуал нашей религии. Женщина по своей природе воплощает божественную силу творения, а слияние её с мужчиной – это духовное совершенствование обоих, их возвышение, приближение к абсолютной истине, к небесам. Чем изощрённее человек в акте творения, тем он ближе к Богу. А спасение души в индуизме достигается соблюдением законов космоса, пользы и любви. Дхарма, артха и кама.
– Вот почему древнеиндийский трактат о любви называется «Камасутра», – догадалась Ева.
– Да. Это наследие Камы – богини любви, – подтвердил Шива и добавил: – В Индии много веков назад даже существовал обычай воспроизводить потомство с помощью священнослужителей храмов. Под чтение мантр в удалённой части обители жрец осуществлял обряд оплодотворения над желающей родить ребёнка женщиной. Причём обряд этот считался священным и целомудренным.
– Типа непорочного зачатия, – не удержался я.
