наружной стороны. Только на этот раз перестаралась – порез оказался слишком глубоким, кровища хлынула и не останавливалась. Я даже сама перепугалась.
Меня сразу выкинули домой.
Мама увидела меня в слезах и в крови.
– Дура! Дура чокнутая! – закричала она, за шиворот потащила меня в ванну, вылила полпузырька перекиси на порез и туго замотала бинтом.
«Мамочка, это ж я ради тебя, чтоб вернуться к тебе!» – хотелось мне крикнуть, но она бы не поняла.
Некоторое время мама металась по квартире сама не своя, бестолково переставляла и перекладывала вещи. Потом вдруг замерла на пороге моей комнаты.
– Я так больше не могу! – решительно объявила она.
Я услышала, что она звонит кому-то, договаривается. Спустя минуту мама снова появилась у меня в комнате.
– Так, у нас полчаса, чтобы добраться до психолога. Не успеем, не примут – все занято.
С целеустремленностью и решимостью выпущенной стрелы она потащила меня и Васю к автобусу, мы проехали несколько остановок в мрачном молчании, вышли и начали метаться в поисках нужного адреса. Время безжалостно убегало.
Взмыленные, запыхавшиеся мы, наконец, завалились на прием. Ровно минута в минуту.
Психолог мне сразу понравилась. Это была немолодая женщина с мягкими округлыми чертами, ухоженная, спокойная. Голос у нее тоже был мягкий и спокойный. А в глазах я увидела искреннее желание понять и помочь.
Она осмотрела мой порез, и чуть наклонив голову набок, сказала маме:
– Вы ведь понимаете, что по инструкции я должна сообщить в психиатрический диспансер, и Дашу должны поставить на учет. Суицидальные попытки… Положить на обследование…
Мама вся напряглась. Психолог выпрямилась в кресле.
– Но я попробую поработать…
Сначала она беседовала со всеми нами, потом отдельно с мамой, потом со мной.
Я не хотела рассказывать о своей тайне, боялась, что она и правда отправит меня к психиатру. А там из меня сделают овощ, как любила пугать мама.
Психолог, Наталья Сергеевна, так ее звали, проводила тест за тестом: показывала разные картинки, цветные и черно-белые, просила нарисовать всякую ерунду, задавала вопросы. И вдруг сказала:
– Даша, ты словно сидишь в темнице за семью замками, смотришь на зарешеченное окно и ждешь, когда тебя вытащат.
У меня аж мурашки по телу побежали, как она попала в точку.
Наверное, я смотрела на нее как на Бога, потому что Наталья Сергеевна мягко улыбнулась и похлопала меня по руке.
– Мы выберемся, не переживай.
– Даша очень светлая, замечательная девочка, – сказала она маме.
У мамы даже лицо вытянулось от удивления. Ведь это были ее собственные слова, когда она пыталась достучаться до меня, но то, что посторонний человек разглядел во мне то же, что и самый близкий, казалось удивительным.
Я стала ходить к Наталье Сергеевне раз в неделю. Конечно, она не была ни волшебницей, ни экстрасенсом, и чуда не произошло – я так же попадала в ловушку, но в жизни появилось что-то светлое. Я с нетерпением и радостью ждала каждой встречи. Возможность выговориться, ощущение поддержки – вытащили меня из депрессии, а искренний интерес и уважение заставили взглянуть на себя по-новому. Я как будто стала сильнее, увереннее.
В одну из таких встреч я рассказала про ловушку. Но, конечно, не все. Я боялась увидеть на лице психолога встревоженное, пристальное внимание, какое было у мамы, но Наталья Сергеевна, понимающе заглянула в мои глаза и чуть кивнула головой.
– Даша, я научу тебя одному приему, – сказала она дружелюбным, мягким и очень теплым голосом, – Приготовь ленточки или веревочки, например, вот такие. – Наталья Сергеевна достала из ящика стола цветные атласные полосочки. – Держи их при себе вместо лезвий. Когда ты в следующий раз попадешь в… ловушку, начни плести веревочку и думай обо всем хорошем, что произошло в твой жизни, за этот день, за прошлую неделю…
Я понимала, что она считает меня ненормальной, а что еще можно было обо мне подумать? Но она принимала меня такой, какая я есть. Вот почему я могла откровенно все рассказывать ну или почти все, и это было несложно.
Я бросила недоверчивый взгляд на яркие ленточки. Что ж веревочки, так веревочки. Детский сад, конечно, – улыбнулась я про себя. Но мне не хотелось обидеть Наталью Сергеевну, я была согласна играть по ее правилам, точнее, подыгрывать.
Мама с радостью откликнулась на мою просьбу купить ленточки. Наконец-то у меня появился к чему-то интерес, какое-то хобби.
Уже на следующий день она принесла несколько красивых, тугих мотков и баночку с витаминами. Думаю, это были никакие не витамины. Скорее всего, психолог научила и маму кое-каким приемам.
Что ж, пусть думают, что помогают мне. Я целый час осваивала плетение, было даже интересно, но меня снова забрали.
Я жалела, что не успела захватить с собой ленты. Но тут мой взгляд упал на грязный, дырявый матрас, на котором мне приходилось сидеть вот уже пять лет. Я стала отрывать от ветхой ткани тонкие полоски и плести из них веревочку и сначала с трудом, а потом все легче вспоминала хорошее в моей жизни. Мама читает мне перед сном «Эмиль из Леннеберги» и плачет от смеха, а я смеюсь, потому что она так смеется; родители устраивают мне настоящий праздник в день рождения – в детском кафе, с аниматором, картошкой фри, молочными коктейлями в огромных бокалах, с красивым кружевным тортом; мы с папой играем в большой теннис, он терпеливо объясняет, как управляться с ракеткой, и я из кожи вон лезу, чтобы заслужить его похвалу…
Как-никак, а обещание, данное Наталье Сергеевне, сдержала.
Я даже не заметила, как быстро пролетело время, и меня отпустили.
Когда закончилась ткань на матрасе, я стала использовать его внутренности – пожелтевшую, свалявшуюся вату. Веревка становилась все длиннее. Я по-прежнему считала, что это плетение – чушь собачья, но было уже не так тоскливо сидеть в этой чертовой тюрьме.
Еще кое-что помогало мне забыться, не думать о том ужасе, который со мной происходил. Одноклассник, Максим Федоров, стал проявлять ко мне явный интерес. Звонил вечером, вроде как спросить уроки, писал в «Контакте», ставил лайки. Пару раз даже проводил до дома. Максим был симпатичным и многим нравился. Мне было приятно его особое отношение.
Но конечно, эта тварь все испортила. Я сидела в это время в ловушке и, кусая губы от бессилия и злости, смотрела на экран.
Максим догнал ее после уроков и предложил сходить в пиццерию. А она наговорила
