Ознакомительная версия.
Мы старались не обращать на это внимание, тем более что поначалу это как-то и не очень проявлялось, но потом стало уже совсем очевидно: он постоянно с кем-то говорил, как будто советовался. Прислушавшись, я понял, что Профессор ведёт диалог со своей сестрой, то есть, как бы ведёт, её ведь на самом-то деле не было. И если сначала нам было как-то всё равно, то потом многим стало страшно. К концу второй зимы было совершенно ясно, что нами руководит совершенно выживший из ума старик, который по каждому поводу бежит куда-то советоваться с несуществующей сестрой и затем под влиянием её «советов» принимает не совсем очевидные решения.
Однажды «сестра» зачем-то предложила ему отправить экспедицию в район университета. Мало того что это далеко, у чёрта на куличках, а, следовательно, и опасно, так ещё и бесполезно. Я пытался убедить нашего лидера, что нам там делать нечего, что в этом районе давно уже закрепился отряд вроде нашего, и нас там воспримут как врагов, а сформировать большой отряд мы просто не в состоянии. В общем, это было форменное самоубийство. К стыду Профессора, он в этом самоубийстве принимать желания не хотел, сославшись на обилие дел внутри Бункера. Зато вызвалось несколько добровольцев, которые согласились на дальний поход. Предчувствуя нехорошее, я предложил возглавить эту группу, поскольку полагал, что смогу помочь товарищам в этом опасном мероприятии.
В итоге всё закончилось, естественно, провалом. Нас засекли, мы попали в перестрелку. Выжил только я. Глупое, некомпетентное решение стоило жизни четырём нашим братьям. Я тогда твёрдо решил сделать всё, чтобы спасти оставшихся.
Тем временем часть «бункерцев» на фоне тяжёлых психологических испытаний стала подпадать под влияние того, что я бы назвал «Культом Сестры». Обожествление Профессора и его невидимой спутницы происходило на моих глазах, это было словно какое-то кино про дикие племена и жрецов, пытающихся узнать волю божью. Жрецом, разумеется, был Профессор, а богиней – Сестра. Мясник и Электрик первыми сгинули в этой секте. Плохо было даже не то, что они превратились в бессловесных рабов своего безумного господина, а то, что они своим агрессивным поведением пытались загнать туда всех остальных. Я скрипел зубами и вёл свою контрпропаганду. Профессор то пропадал в пучине своей неадекватности, то снова выныривал наружу и начинал интересоваться, как у нас тут дела.
А дела у нас шли плохо. Усталость, страх, депрессия, плюс ещё эти новые верования…. Читая твои записки, я вдруг отчётливо вспомнил про тех, кто массово умирал во вторую зиму. Закрываю глаза и ясно вижу, как они засыпают навсегда, прислонившись к холодным железобетонным опорам. Возможно, последнее, что они слышали в ту минуту, когда тело расставалось с душой, была моя песня. Наверное, они шептали в конце: «Никто не придёт».
Уверен, что вскоре нас не осталось бы совсем, если бы я не организовал то, что Профессор именовал в своих записках «Исходом».
Что до самой сестры, реальной, а не мифологической, то тут у меня информации слишком мало, чтобы сделать чёткие выводы. Из того, что мне удалось услышать, я допускаю, что такой человек действительно существовал, но сгинул в неразберихе, наступившей после «взрывов».
Что же случилось во время «Исхода»?
Около полутора месяцев тому назад я почувствовал, что климат начал меняться, причём в лучшую сторону. То есть, стало теплеть. Поначалу я боялся в это поверить. Профессор весьма верно описал душевное состояние, царившее среди людей в Бункере к концу второй зимы. Мы все тихонько готовились умирать, погребённые под многометровыми завалами чёрно-белого снега. В принципе Бункер должен был стать нам всем общим курганом-могильником, наткнувшись на который лет так через миллион, далёкие будущие исследователи нашей планеты гадали бы, что же привело особей, находящихся на данной территории, к массовой гибели. Примерно так же, как наши ученые недавно гадали над массовыми захоронениями динозавров. На этом фоне полнейшим чудом казалось даже слабое изменение в атмосфере, чуть видимое повышение ртутного столбика (оборот, сами понимаете, больше поэтический, никаких вредных ртутных термометров в КонСоюзе нет лет уж двадцать). Это явно дарило надежду, о существовании которой мы уже давным-давно забыли.
Когда я заговорил с Профессором о необходимости сменить дислокацию, он просто рассмеялся мне в лицо, хотя ничего смешного я не видел. На фоне страшного истощения, как людей, так и наших запасов, у нас вообще-то не было особых вариантов. Профессор всё говорил про «Холодильник», что надо питаться его содержимым, но на мой вполне резонный вопрос, что делать, когда станет слишком тепло, и «продовольствие» протухнет, он ответить затруднился, пробурчав что-то о том, что «можно всё стаскать на самый нижний уровень». Какую-то отсрочку это бы нам, возможно, дало, но скоро потеплело бы и там. Условия глубокой заморозки, в любом случае, уже не соблюсти, а это прямой путь к болезням.
Он просто не хотел уходить отсюда, из этого места, где был царем и богом. Здесь мы ценили его и любили, здесь в него верили. Однако вера, как выясняется, девица ветреная. После разговора с оставшимися жильцами почти все приняли мои доводы и изъявили желание покинуть Бункер. Спасибо, что ты не стал препятствовать, Профессор! Спасибо, что предотвратил гражданскую войну и не дал своим верным «церберам» нас перестрелять!
Кто-то скажет, что я поступил нечестно и оставил старика умирать. Неправда, это был его выбор, а также тех немногих, которых он втянул в свою секту. Мы оставили им часть оружия и, само собой, значительную часть запасов «Холодильника». Как выяснилось позднее, экстремальность ситуации снова вернула к жизни того, прежнего Профессора, заставила его действовать и даже, в итоге, оставить «сестру»! Так что, скажи мне «спасибо», мой второй отец, и не думай, что мне было легко с тобой расставаться.
Мы договорились двигаться в сторону торгового центра «Матрица». В былое время я дошёл бы туда за пятнадцать минут, сейчас же вся дорога заняла почти полсуток. Профессор был отчасти прав в том, что обитатели «Матрицы» не очень-то нас и ждали. На входе мы встретили примерно такие же, как у нас в Бункере, заградительные сооружения, а потом ещё долго общались с Алексеем, главным в этом сооружении.
Мы быстро пришли с ним к соглашению, более того, Алексей почти сразу стал всецело мне доверять и постоянно советоваться. Решающим фактором, я думаю, стало то, что мы привели девочек, а у «матричных» с женским полом тоже были проблемы. В итоге нас теперь всего около сотни человек вместе с теми тридцатью, что я привел с собой.
Ознакомительная версия.
