ему было лень вставать, чтобы налить себе рюмочку коньяка. Врачи запретили, ну да ладно. Но вставать лень.
Дидро поднес к глазам блокнот, куда записал все, сказанное Дюссоном. В регистрационных файлах госпиталя имя Мельяра значилось, записанное со слов поступившего, поскольку никаких документов при нем не оказалось. Однако никто в госпитале – ни сестрички в приемном покое, ни дежурные врачи, ни санитары – больного с таким именем и таким диагнозом (ушиб коленного сустава, говорите?) не помнил.
Зато сохранился велосипед со свернутым рулем. Вернувшись вчера домой и прежде, чем лечь в постель, Дидро внимательно осмотрел машину. Велосипед ему и раньше казался странным, теперь он понял причину: рама необычной формы, не женская посадка, не мужская, что-то среднее, и педали необычные, а еще название фирмы. «Tuymexan gh.» Нет такой фирмы, выпускающей велосипеды. Так утверждает Google, а ему, в отличие от самого Мельяра, можно верить.
«Боже, – подумал Дидро, отложив блокнот. – В каком ужасном мире жил… живет этот человек. Антихрист, которого они называют Спасителем. Убийство как благо и причина прогресса. Прогресс, да… Велосипед вот изобрели же. Может, и в космос летают? Жаль, не расспросил, не пришло в голову».
«Все хранится в памяти, комиссар, – вспомнил Дидро слова Дорнье, своего новоиспеченного зятя. – Все миры суперпозиции. Декогеренция развела вселенные, но оставила память. В квантовом мире информация не исчезает. Вы ведь уже вспомнили, что произошло в пещере…»
«Это вы вспомнили, – возразил тогда Дидро, – а я вам поверил. Правда, я тоже вспомнил такое, что никогда… а впрочем…»
Телефон, который Дидро положил на подлокотник, заиграл Ракочи-марш Берлиоза, и комиссар поднес аппарат к уху.
– Мишель! – услышал он возбужденный голос Марго и непроизвольно улыбнулся. – Мы скоро будем! Ты не скучал без нас? Мы купили торт! Тебе можно торт?
– Дай-ка телефон Дорнье, я хочу сказать ему пару слов.
– Поль! – закричала Марго, будто Дорнье стоял на другой стороне улицы. – Мишель хочет с тобой говорить!
– Комиссар? – в отличие от Марго, Дорнье говорил тихо, умиротворенно, он был в полном ладу с собой и миром. – Вы вспомнили что-то еще? Важное?
– Дюссон, мой бывший сотрудник, навел кое-какие справки по моей просьбе. Так вот: никто не помнит Мельяра, а имя его есть только в базе данных госпиталя.
– Естественно, – произнес Дорнье после довольно долгой паузы, во время которой комиссару послышался звук поцелуя. – Я вам как-нибудь объясню, как происходит декогеренция очень сложных квантовых систем. Память – свойство сознания и психических процессов, она…
– Да ладно, – перебил Дидро. – Я только хотел сказать…
– Да? – спросил Дорнье, пока Дидро собирался с мыслями.
– Хорошо, что вы с Марго вспомнили, как были влюблены друг в друга.
– О! – воскликнули два голоса – мужской и женский.
– Нет, я хотел сказать другое… Спросить. Дорнье, вы собираетесь вернуться в Цюрих?
– Конечно.
– И продолжите свои эксперименты?
Дорнье помолчал.
– Комиссар, – сказал он после паузы. – Декогеренция уже произошла. Тот факт, что в нашей реальности больше нет Мельяра, – прямое доказательство. И теперь суперпозиция существует только в памяти. И в наших экспериментах по бесконтактным наблюдениям. Конечно, мы их продолжим.
– Этих физиков, – пробормотал Дидро достаточно громко, чтобы Дорнье мог услышать, – ничто не остановит. Пусть погибает мир, а эксперимент…
– Не мы, так другие, – философски заметил Дорнье. – Эксперименты действительно не остановить, если пришло для них время.
– Вообще-то, – с печалью произнес Дидро, – мне будет очень недоставать Марго. Мы с ней… Да что я вам говорю…
– Я понимаю, Мишель, – мягко сказал Дорнье. – Почему бы вам не поехать с нами? Что вас держит в Париже?
Дидро переложил трубку к другому уху – так было лучше слышно.
– Мишель. – Голос Марго, тихий и убеждающий. – Я не оставлю тебя одного. И с Полем я никогда не… – Голос на мгновение прервался, и за это мгновение Дидро успел принять решение.
– Хорошо, Марго, – сказал он. – Я с вами. Только…
– Все, что ты хочешь, Мишель, все, что ты хочешь.
– Я бы хотел, чтобы мы заехали в Лонжмезон. К пещере.
– Думаешь, твое сердце… Там все-таки высота два километра.
– И чистый горный воздух. Я хочу вспомнить все.
– Мы это обсудим, хорошо? Пол! Поставь торт на заднее сиденье, осторожно. Мишель, мы будем через четверть часа и больше никогда…
Голос Марго прервался.
– И больше никогда не расстанемся, – закончил Дидро.
Он положил умолкнувший телефон на подлокотник, вытянул ноги и закрыл глаза. Странная штука – память. Иногда вспоминаешь никогда с тобой не происходившее. Иногда кажется: был уже в этом месте, хотя твердо знаешь, что не был. Тем летом он стоял у входа в пещеру и чувствовал (сейчас он точно вспомнил!): мир больше никогда не будет прежним.
Этот мир. Лучший из миров.
Сергей БУЛЫГА
ТРИСТА ЛЕТ ПУТИ
Я очень хорошо помню тот вечер, хотя ничего особенного тогда как будто бы не произошло. Весь день до этого я провел в седле, на жаре, сильно устал и был очень рад, когда впереди, немного в стороне от дороги, показался небольшой постоялый двор. Когда я подъехал к нему, то увидел, что ворота там уже закрыты на ночь. Я спешился и постучал в калитку привратницкой. Кто ты, спросили у меня с той стороны. Мирный путешественник, ответил я, купец – и положил руку на сердце. Калитка открылась, и я вошел во двор. Привратник, осмотрев меня, сказал, что я прибыл очень вовремя, еще немного, и господа сели бы ужинать, а так я еще успею присоединиться к ним. Если, конечно, я имею на это право. Вместо ответа я поднял руку и показал перстень-печатку. Привратник с почтением поклонился мне, взял под уздцы моего ослика, пожелал мне приятного отдыха и жестом указал на вход на господскую половину.
Там, на крыльце, я еще раз показал перстень, и тамошний прислужник провел меня в трапезную. Господа уже сидели там на трапезном ковре. Судя по их одеяниям, это были такие же купцы, как и я, одни несколько удачливей меня, другие нет. Всего их там сидело шестеро. Я поприветствовал их, они мне ответили, и я сел на
