чтобы заглушить ужас, поднимающийся из сердца.
Фома появился, как всегда, неожиданно:
— Что за балаган?
— Ави видел чудовище на палубе.
— Все драконы живут внутри нас, — непонятно сказал воин. — И в этом смысл….
Он умолк.
— Смысл чего?
— Жизни. Расходитесь.
На следующий день Фома проводил занятие по рукопашному бою. Он разбил парней по парам с примерно равными силами. Марк оказался вместе с Наумом. Драка оказалась короткой. Марк легко опрокинул противника и всем весом упал сверху. Оказалось, что тот совсем не силён. Мальчишки изумлённо выдохнули. Наум еще несколько долгих секунд лежал на полу, потом тяжело поднялся, стреляя злым взглядом. Когда он встал, рядом не оказалось обычной свиты. Приятели почему-то отодвинулись в сторону. Парень стоял в пустоте, маленький, окружённый всеобщим разочарованием. Потом вдруг развернулся и молнией метнулся в трюм.
— Ничего, — сказал Фома. — Пусть побудет один. Поражения нужны не меньше, чем победы. А ты, Марк, не зазнавайся. Удача переменчива.
Так и получилось, хотя, скорее всего, Фома имел в виду другое. После полудня погода испортилась. Солнце померкло среди ясного дня. Простуженным волком выл шквальный ветер, чёрные лапы туч протянулись к кораблю. Громовые раскаты дробили небосвод, и простор моря превратился в мрачную холмистую долину, на которой вырос огненный лес молний.
— Привяжите себя верёвками, — скомандовал Елисей.
Корабль вставал на дыбы. Небо принялось стегать плетьми дождя. Тёмные волны нависали над кормой, окатывали палубу бурными потоками. Каскады воды неслись сверху, сбоку, снизу. Моряки впали в безумие. Гребцы поникли от великого страха и молились. Капитан требовал забить ему глотку якорем.
Марк еле успел обмотать себя и мачту куском каната, как из громадного вала появился Левиафан, морской дракон, похожий на разъяренного папу Якова. Из ноздрей валил пар, как из кипящего котла, между зубов плясали искры.
Неожиданно спасительная верёвка лопнула и упала к ногам. Мгновение монстр оглядывал палубу, потом схватил беззащитного парня зубами и потащил за собой в море. Мальчик вцепился в деревянный брус. Пальцы сорвались. Что-то ударило по голове. Разгорячённой кожей почувствовал холодную воду, которая мгновенно ворвалась в нос и рот. Судорожно пытался сделать вдох, но глотал лишь пену. Тело билось в конвульсиях. Яростный поток понёс его по реке, текущей из одной бездны в другую.
Вдруг понял, что может обойтись без дыхания. Открыл глаза и увидел себя в странном, ярко освещенном трюме, среди десятков людей, тесно прижатых друг к другу. Факелов и светильников не наблюдалось, и источник света оставался загадкой. Все вокруг выглядели на удивление сухими. Это посреди бушующего моря! Вдобавок они праздно стояли, без вёсел, канатов и вёдер в руках. Ни капитана Елисея, ни команды не видно. Даже страшный шторм пропал. Хотя всё вокруг негромко гудело, стучало и мелко дрожало.
Люди были одеты крайне необычно, даже непристойно. Многие женщины казались нагими ниже пояса, лишь обмазаны слоем разноцветной смолы. Другие прикрыты короткими хитонами. Щеголяют голыми ногами и бедрами, как танцовщицы-блудницы. На мужчинах варварская одежда — тесные шальвары и короткие рубахи. Похожи на базарных комедиантов, один нелепей другого!
Вдоль борта стояли скамьи, где, не поднимая глаз от плоских камней в руках, сидели люди. Может быть, перед ним учёные книжники, зачем-то рядящиеся в актёров?
За их спинами стена была странная, блестящая и гладкая. В ней не только отражались Марк и люди вокруг, но было видно насквозь то, что снаружи. Мальчик похолодел от ужаса. Там, в глубине тёмного пространства, различались спутанные внутренности огромного чудовища. Жилы, цвета сажи, грязные вены, по которым наверняка текла чёрная кровь.
Марк очумело соображал. Левиафан проглотил его. Он умер, и так выглядит Шеол, обитель мёртвых. В пользу гипотезы говорил воздух — безжизненный эфир. Вокруг не пахло ни морской свежестью, ни песком пустыни, ни ароматом травы. Даже у толпы отсутствовал человеческий дух, запах пота, дыхания, одежды.
Но тут он сообразил, что органы Левиафана за стеной стремительно несутся назад. Потом понял, это он с окружающими людьми мчится вперёд. Но такой огромной скорости просто не может существовать. Хотя птицы же летают быстро. Получалось, что он стоит внутри прозрачной птицы, которая стрелой несётся сквозь тело монстра. Бывает же такое! Очуметь!
Хотя мудрый ребе Йоханан говорил, что Бог непознаваем и непостижим. Может учудить всё что угодно. Тысяча мудрецов сломают головы от удивления. Вот и создал такой чудной загробный мир, что не знаешь, страшиться или хохотать.
Вокруг должны быть неприкаянные души грешников. Но почему не видно костров, кипящей смолы, не слышно плача и скрежета зубовного? Выходит, врут про смертные ужасы.
Тут раздался лязгающий скрежет и что-то невидимое толкнуло в спину. Он пошатнулся, соседние тела удержали от падения. Птица замедлила свой полет и остановилась. Снаружи мерещился сказочный чертог. Пол и стены выложены мрамором и самоцветами, колонны уходят ввысь, сияют диковинные светильники. Вот теперь Марк испугался. Вдруг покажется Всевышний и спросит что-нибудь? И придётся рассказывать о своих бесчисленных грехах.
Неведомо откуда раздался зычный глас, монотонно прорекший слова на чужом языке. Со змеиным шипением бока птицы треснули и разошлись. Люди поспешно рванулись во дворец. Торопились предстать перед грозным судом. Может, первым обещана поблажка? Марк пробкой вылетел наружу…
И захрипел, давясь и кашляя, выплёвывая солёную воду. Хоромы исчезли, он лежал на палубе. Вокруг знакомые лица.
— Слава Милосердному. Жив! А думали, захлебнулся, — услышал довольные голоса.
Кто-то сердобольно предложил кружку воды.
— Молодец! — похвалил Фома. — Господь бережёт тех, кто сам себя сохраняет. И помогает тем, кто сам умеет себя беречь.
— Я был в Шеоле, — сообщил Марк.
— И как там?
— Жить можно. Блудниц навалом.
Он старался вспомнить детали загробного видения. Но оно таяло зыбким туманом.
Шторм умчался, захватив разодранные в клочья тучи. Недосчитались троих подростков и одного взрослого.
После бури стихии словно устыдились своего поведения. Тихий попутный ветер помогал гребцам. Море угомонилось, стало спокойно и бесконечно, как после дней Потопа.
Разнообразия пейзажа за бортом не наблюдалось, на западе, востоке, севере, и даже юге — только вода. Однако скука отсутствовала. Море не воспринимало мореплавателей как гостей и не позволяло праздно сидеть и считать волны. Для стихии они были сезонными рабочими, которых надо постоянно занимать. Да и капитан Елисей не любил лодырей. Он видел бездельников даже сквозь палубу и толщу воды. Праздношатающиеся рыбы нервно улепётывали от его взгляда. Поэтому в свободное время каждый драил палубу. На корабле движется все вокруг, кроме судна. А так уж заведено у мореходов, всё, что не движется, надо мыть.
Как-то Марк скрёб настил у мачты и вдруг вспомнил, как во время шторма спасательная верёвка соскользнула в самый неподходящий момент. Он же прочно затянул петли. Словно по наитию провёл пальцами по дереву там, где был узел, и вдруг обнаружил след от ножа. Так вот что случилось. Наум не простил поражения. Им всегда будет тесно рядом. И с этим надо что-то делать.
Вот уже несколько месяцев сорок весел и два паруса настойчиво тащили хрупкую игрушку стихий по необъятной, качающейся и трясущейся массе воды. Ночь меняла день по традиции, заведённой с тех пор, как Творец отделил свет от тьмы,
