Она ступала по песчаному берегу, следуя к темно-синей линзе залива, глядя куда-то за горизонт. Не в пустоту. Где-то там есть завтра. Оно искупает все.
Начинался рассвет. Летали редкие чайки. Волны в сотый и тысячный раз накатывали на берег, чтобы превратиться в пену и исчезнуть… раствориться в бесформенной массе.
На поверхности воды, плескавшейся на песок, возникали круги и каверны – точные копии друг друга. Реплики, мимолетные возмущения аморфной ткани. Когда каверны захлопывались, в воздух подбрасывались струйки, похожие на фигурки небольших человечков. Они лишь на мгновение выскакивали из общей массы и тут же возвращались обратно – в аморфную влагу, сливаясь с ней, оставляя после себя только маленькие волны, кругами расходящиеся по сторонам и неизбежно затухающие.
Алина вошла в воду по щиколотку и остановилась. С размаха воткнула окровавленный меч в дно, и волны смыли с лезвия кровь.
Пронзительные голубые глаза – точно само небо – посмотрели еще выше, и на какое-то мгновение само движение облаков отразилось в них белой пеленой. Единственная слеза задержалась на ресницах, а затем просочилась сквозь них. Девушка смахнула ее, когда та застыла на щеке.
Какое-то неясное болезненное чувство бесновалось во внезапно опустевших глазах. Что если все зря? Жертвы, страдания… Здесь слишком много цветов для правды.
Она чувствовала: что-то случится. Прямо сейчас. И действительно, с небом происходило что-то непонятное, оно постепенно тускнело.
Елена проснулась в своей постели. Рядом спал какой-то мужчина, буквально зарывшийся в одеяло и подушку. Его лица не было видно.
Девушка приподнялась и тут же обхватила голову задрожавшими руками. Лицо исказилось болью, а тонкие, напряженные пальцы буквально вонзились в кожу вокруг висков…
Боясь пошевелиться, Елена постаралась замереть.
На неопределенное время мир исчез. Его заменило страдание, поглотившее человеческое восприятие без остатка. Нечто внутри мозга взбунтовалось, стремясь лопнуть, разорвать сосуды и нервы, освободиться от пут сдерживающей плоти…
Боль долго не отступала, и сознание начало приспосабливаться.
Мгновения полного забытья миновали, и девушка смогла открыть глаза – затуманенные муками и плохо видящие. С белками, изрезанными красной сеткой сосудов.
Она осторожно села на край кровати. Привычно протянула руку в сторону. Достала большую таблетку обезболивающего – на ощупь найдя пачку в сумраке дома. Запила лекарство водой из стакана, кем-то заранее приготовленного на тумбе рядом.
Затем настала очередь глазных капель.
Туман. Снова несколько секунд во тьме наедине с болью, которая нехотя отступила. Чтобы вернуться?
«Да. Но чуть позже. Когда таблетка перестанет работать».
Тем не менее, медицинские препараты сделали свое дело. Теперь можно встать и чем-нибудь заняться, а не лежать, как парализованной.
«Ты больше не набитая тряпками кукла. Вставай».
Взгляд постепенно прояснялся.
Электронные часы показывали – 04:51. По вискам больше не било, и руки не дрожали.
Елена подошла к окну и нечаянно задела стоящую на подоконнике фотографию, где изображена она с тем мужчиной. Обернулась и бросила недоверчивый взгляд на кровать.
За окном начинало светать. Около минуты она смотрела на пустые улицы Калининграда, словно замершие перед рассветом, а затем направилась на кухню. Но, только зайдя туда, сразу остановилась, будто вспомнив что-то, и поспешила обратно в спальню.
Комод с бельем.
Она потянулась к нижнему ящику и застыла в нерешительности, вновь бросила недолгий взгляд на спящего.
В ящике под бельем лежала связка ключей от какой-то квартиры, Елена достала их. Через две минуты она – уже в верхней одежде – стояла у входной двери.
Ее мерседес мчался по улицам еще не проснувшегося Калининграда. Окна домов смотрели пустым, невыразительным взглядом, словно сквозь нее… и Елена отвечала тем же.
Нечто темно-серое, неприятное окутывало город. И даже понимая, что где-то за холодными каменными стенами спят люди, она не могла воспринимать Калининград живым. Это было непросто.
На улицах царили полутона и холод. Со стороны набережной шел стелющийся по земле туман.
Ранним утром люди продолжали жить в полноценности собственных грез, а город, брошенный и лишенный души, вновь стал самим собой: мертвым нагромождением камней. Бессмысленной декорацией к спектаклю, который никак не начнется.
Дверь в квартиру неслышно открылась. Внутрь прошла девушка, стараясь не шуметь. Она открыла замок своими ключами.
Дома оказалось довольно темно – все окна занавешены.
Сняв обувь, Елена на цыпочках приблизилась к спальне и увидела мужчину, который уткнулся в одеяло почти так же, как и тот – в ее собственной постели.
Она осторожно села на край кровати.
Мужчина перевернулся на спину и глубоко вздохнул – показалось, будто он прошептал что-то, так и не проснувшись. Это Олег.
Взгляд упал на две пустые бутылки из-под водки, валявшиеся у ножек кровати. Елена подобрала их и отнесла на кухню, поставила рядом с мусорным ведром…
Чайник вскипел довольно быстро, поскольку Елена специально заполнила его наполовину. Из кухонного шкафа достала две кружки, а затем из другого отделения банку кофе – было заметно, что в затемненную кухню вернулась хозяйка.
Девушка окинула ее взглядом и улыбнулась, вспомнив приятное. «И ей шепчут грязные поленья, что она теперь лишь вправду дома», – пронеслось в голове.
Вновь посмотрев на спящего Олега, заметила лежащую на полу фотографию в рамке. Улыбка с губ моментально исчезла.
В квартире стало заметно яснее, хотя свет Елена не включала. Электронные часы показывали что-то около шести.
На тумбочке рядом с постелью стояли две чашки кофе. Тут же лежала фотография, аккуратно извлеченная из разбитой рамки и заботливо разглаженная.
Сидя на краю кровати, она дожидалась пробуждения мужчины… и читала томик стихов.
Взгляд скользил по строчкам, но Елена словно не видела их.
Может быть, тот лес – душа твоя,
Может быть, тот лес – любовь моя,
Или, может быть, когда умрем,
Мы в тот лес направимся вдвоем.
Казалось, она видит все это. Сквозь прозрачную, исчезающую пелену.
Высокое небо.
Кроны деревьев и стебельки каких-то трав.
Девушка почти чувствовала, как лица касается теплое и влажное дыхание. Того леса. Живого. Настоящего.
С каждым новым словом в сознание все настойчивее проникали шелест листьев и пение птиц. Звуки странного – на фоне воспоминаний о так и не проснувшемся городе – места. Губ коснулся легкий ветер, а затем пелена полностью исчезла, и девушка моргнула. Впервые в жизни на какой-то миг увидев лес так, будто она идет внутри него: краткое мгновение и… решетки больше нет. Нет пелены и тумана сомнений.
