в животах от непривычно обильной еды.
На следующий день пленников разделили. Увели куда-то капитана Вальдивию, Диего Бермудеса и еще троих. День тянулся медленно. Лениво переговаривались, лежа на высохших листьях маиса, покрывавших земляной пол. Время от времени задремывали... И так прошли еще сутки.
А наутро их разбудили необычные звуки. Громогласный рев, отдаленно напоминающий звуки военных труб. Шум голосов снаружи. Их повели к площади перед замком. Только теперь испанцы поняли, что замок служил храмом. Видимо, все жители этого города собрались сейчас для исполнения торжественного обряда.
По сторонам здания стояли бронзовокожие воины в уборах с перьями и дули в длинные трубы из обожженой глины. Горел наверху жертвенный огонь, и плосколобый жрец в широких пестрых одеждах вздымал руки к небу. А возле каменного изваяния, изображавшего полулежащего бога с чашей в руке {2}, стоял рослый, свирепого вида воин в огромном уборе из перьев и леопардовой шкуре.
На возвышении появились двое туземцев, ведя с собою странного вида человека в остроконечном головном уборе. Звуки труб умолкли, и стало тихо. Даже люди в толпе перестали переговариваться. И тут Герреро вскрикнул. Лицо и грудь человека на возвышении были вымазаны синей краской, и все-таки Герреро узнал его: капитан Вальдивия! Двигался он нетвердо, словно ощупью. Выражения лица было не разглядеть. «Чем-то опоили», – сообразил Герреро. Он рванулся, чтоб разметать кольцо воинов, окружавших группку пленных, разнести все вокруг, взлететь на площадку перед храмом, спасти капитана. Тут же понял: бесполезно. Индейцев сотни, и они вооружены. Так и застыл с напряженными в порыве мышцами. И уже не мог расслабиться, ибо происходящее было страшным.
На помост выскочили еще двое. Вчетвером они растянули капитана вверх лицом на квадратном камне, что покоился рядом со статуей. Воин в леопардовой шкуре издал громкий невнятный крик и с размаху вонзил в грудь капитана большой кинжал. Вальдивия и вскрикнуть не успел. А возможно, Герреро просто не слышал крика, поскольку в этот миг вся толпа разом и шумно выдохнула. Воин, схватив рукоятку кинжала обеими руками, резко повернул его в груди убитого, потом запустил ладонь в рану. Поднялись фонтанчики крови, полетели брызги, и воин протянул жрецу ярко-красный ком. Сердце капитана, возможно, еще продолжало биться, а жрец уж положил его в чашу, которую держал их жестокий бог. Снова зарыдали трубы. Снова кричал что-то жрец, забрызганный красным.
Тело капитана уволокли вниз, за храм, а на возвышении снова появились двое воинов, волочивших предназначенного богам пленника. Теперь это был Бермудес, тоже вымазанный краской и в таком же остроконечном уборе, напоминавшем колпак шута...
Когда на возвышении перед храмом был убит пятый из спасшихся с «Лагаллеги», уже не только жертвенный камень и статуя, но и все вокруг них было залито потоками крови из вырванных сердец. Жрец, погруженный в транс, уже вопил на высоких нотах, и толпа раскачивалась в такт с его выкриками. Сладкий кровавый дурман, казалось, опускался от замка. У Герреро сильно кружилась голова, и он уже не помнил, как завершилось представление, как их снова втолкнули в ту же клеть. Опять принесли маисовую кашу, но есть никто не мог.
«Бежать!» – думал Герреро.
Но куда убежишь, когда кругом – чужой враждебный народ и не от кого ждать ни помощи, ни сочувствия...
* * *
И все-таки они бежали. Только случилось это позднее, через несколько месяцев, когда все они уже работали на плантациях и научились немного понимать язык своих хозяев. Понимание давалось медленно. Приказы, обозначения орудий и ходовых предметов – ведро, мотыга, колодец – с этим было просто. Но лишь позднее Герреро и его спутники научились выделять отдельные слова в потоке речи надзирателей.
Вместе с пониманием языка приходило понимание здешней жизни. Пленники научились различать воинов разных рангов и отличать батабов – чиновников правителя – от простолюдинов. Они видели, как пышно татуированные воины готовятся к битвам и как хоронят погибших, воткнув каждому в рот початок маиса. Они знали, что город ведет непрерывную войну с соседями, отражая их набеги, разоряя посевы и похищая их людей.
...Бежали под утро, выбрав предварительно направление и накопив немного еды за предыдущую неделю. Удалось утаить один обсидановый нож и острую каменную мотыгу с деревянной рукояткой. По-настоящему подготовиться к побегу было невозможно: за ними неплохо присматривали. К побережью не выходили – там сразу поймают – но старались не удаляться от него. Шли на север по узким тропкам в джунглях.
Разумеется, за ними выслали погоню – небольшой отряд воинов. Конечно же, преследователи, знавшие все тропы, без особого труда определили, куда двинулись пленники. Отряд не пошел вслед за беглецами, а вышел короткой дорогой наперехват.
Воины выскочили на беглецов на открытом пространстве, когда те только что выбрались из чащи. Несколько человек нападали спереди, а еще четверо перекрывали путь к отступлению. Вот тут-то Герреро и пришлось вспомнить воинскую науку. В ход пошло все, чему научился на королевской службе. Хоть и была в руках не алебарда, а обычная мотыга. Слава богу, нападавшие не имели понятия о боевом строе и приемах настоящей битвы. А скорее всего и не предвидели битвы в этой стычке с группой невооруженных людей. Первый из нападавших был самым быстроногим, но не самым ловким. Он, видимо, решил, что легко выбьет мотыгу из рук Герреро тяжелой своей дубинкой, ощетинившейся обсидановыми наконечниками. Герреро увернулся и нанес воину быстрый и точный удар по затылку. Тот свалился, и когда подоспели остальные нападавшие, Герреро уже завладел дубиной, а Агильяр вытаскивал боевой топорик из-за пояса оглушенного индейца.
Герреро продолжал отчаянно драться. Сразил еще одного, потом третьего... Беда была в том, что у остальных беглецов оружия почти не было. На всех – единственный нож. И не было времени поднять оружие поваленных Герреро воинов. Увидав, что идет серьезная драка, четверо индейцев, перекрывавших путь к отступлению, кинулись на подмогу соплеменникам. Агильяр так и не успел пустить в ход топорик. На него навалились сзади, скрутили...
И тут – странное ощущение пустоты вокруг. Герреро вдруг почувствовал, что ему больше не с кем драться. Он обернулся и увидел, что нападавшие бегут назад, к джунглям, увлекая с собой остальных беглецов. Потом поглядел вперед. Там стояло человек тридцать воинов. По виду – совсем такие же, как преследователи. Стояли и спокойно взирали на происходящее с невысокого холма. Вероятно, наблюдали за битвой с самого ее начала. Герреро снова оглянулся. Он был один.
* * *
Второй плен Герреро был почетным пленом. Саял
