— это два жука, которые доедали третьего у моих ног.
Теперь мне стало ясно, почему их удары причиняли столько боли. Жуки оказались размером с крупную сливу. У каждого были короткие толстые рожки, а их изогнутые мощные лапы напоминали какие-то изуверские больничные инструменты.
Я поразился, когда взглянул на Нуя. Вся его одежда была изодрана, как будто по ней прошлись колючей железной щеткой. Впрочем, в таком же виде оказался и я сам.
Нуй оглядел свои разлохмаченные рукава и горестно вздохнул.
— Это потому, что только один баллон на двоих, — сказал он. — Одного мало, они почти не боятся.
— А если вообще ни одного? — осторожно спросил я.
— Лучше молчи. — Нуй потряс головой. — Одни кости бы остались.
Вокруг нас все как-то неуловимо изменилось. Мир стал похож на человека, сменившего прическу — вроде бы то же лицо, но не совсем. Впрочем, я быстро догадался — именно в “прическе” и было дело. А вернее, в “стрижке”. Стая объела и кусты, и деревья, и траву. Мир просто немного облысел.
— Нуй, а как же аборигены от жуков спасаются? — спросил я.
— А кто как, — сказал Нуй, продолжая разглядывать свой пострадавший наряд.
— Под воду, например, прячутся.
— А если вода далеко? У них же нет баллончиков с веществами…
— Баллончиков нет, а вещества есть. Мы же у ивенков научились, как жуков отпугивать. Эти брызги — они с запахом болотной коровы, которую жуки никогда не трогают. Она для них ядовитая. Ты еще не видел болотную корову?
Я покачал головой. А Нуй вдруг выпрямился и торжественно посмотрел на меня.
— Ты спас мою жизнь, — сказал он.
— Да ладно…
— Нет-нет, ты дал мне свой баллон, хотя тебе самому был нужен.
— Ничего особенного, — скромно потупился я.
— Нет, я этого тебе не забуду, — поклялся Нуй. — Я тоже тебе помогу.
Ладно, пора мне на пост.
— Постой! А если жуки опять полетят? У меня больше нет баллончика.
— Ни у кого нет, — развел руками Нуй. — Но стая не вернется. Она никогда не возвращается.
Через какое-то время нашу группу сменила другая, а мы отправились в резерв. Это означало, что мы должны сидеть под деревьями недалеко от возводимого объекта и быть готовыми к тревоге. Если в какой-нибудь из точек оцепления начнет завариваться каша, мы со всех ног побежим туда и задавим врага массой.
Я специально сел чуть в стороне от остальных — с моего места было видно, как поднимают вышку. Три реаплана поставили ее торчком и насадили на основание.
Потом на верхушке долго ковырялись наладчики, звонко перекликаясь и постоянно роняя инструменты.
“Крысолов” развалился на сухой траве в тени деревьев и наслаждался отдыхом. Я по привычке чуть было не собрался пожевать травинку, но вовремя одумался. Еще неизвестно, есть ли от этой травинки противоядие.
Приближался вечер, с болот поползли ленивые языки тумана. Не дожидаясь темноты, гражданские погрузились в реапланы и умчались на базу — в свои уютные теплые комнаты, к вкусному ужину и приятному отдыху.
Нас пока не звали. Уже две группы скрылись в темнеющих небесах, сверкнув на прощание огненными реактивными хвостами. Мы продолжали сидеть под теми же деревьями. Командира, естественно, не было — он вообще старался пореже с нами бывать. Наверно, ему было с кем общаться.
Наконец он материализовался из сумерек. Он шел, одновременно разговаривая с кем-то по радио. Команда тяжело поднялась с земли, кое-как построилась.
Рафин-Е прошелся вдоль строя, критически оглядев всех с ног до головы.
— Жуки подрали? — спросил он, тронув антенной рации мой плачевный наряд.
— Угу.
— Отойди-ка в сторонку. И ты тоже…
Рядом со мной встал здоровяк Шилу. Потом еще четверо бойцов. Все тревожно переглядывались — что, интересно, нам придумали вместо положенного ужина и сна?
Я встретился взглядом с Нуем, тихонько кивнул ему, однако он лишь пожал плечами.
— Осталось одно небольшое дело, — сказал Рафин-Е. — На той стороне, около вагончиков, готовы к вылету три реаплана. Вы, шестеро, рассаживаетесь по двое в каждый и забираете из болот детей ульдров. Разведка наткнулась на партизанский отряд союзников, там голодные дети. Их нужно сопроводить на базу. — Он поднял палец и многозначительно добавил:
— Зачтется!
Честно говоря, я в этот момент даже забыл про голод и усталость. Спасти голодных детишек — есть ли более святое дело? Шилу, похоже, так не считал — он сопел и явно выражал досаду.
— Следите, чтобы эти оборванцы ничего там не сломали, пока будете лететь, — добавил Рафин-Е. — Бегом марш!
Реапланы мы нашли почти сразу, однако пилоты встретили нас ругательствами.
— Где пропадаете, всю ночь вас ждать?! — заорал один. Потом успокоился, зевнул. — Садитесь, только быстро.
И ведь не докажешь, что мы ждали командира. Чувствовалось, что пилоты нервничают, хотят есть и спать. Машины на взлете ревели прямо-таки злобно и в полете тряслись и дергались. Вдобавок Шилу все время что-то ворчал, а когда я попытался с ним заговорить, отвернулся к темному окну.
Потом было резкое снижение с болью в ушах. Открылся люк, и к нам, сквозь клубы холодного тумана, заглянул боец в угловатом штурмовом шлеме. Он был весь в грязи и в воде и, кроме того, сверкал глазами от злости.
— Наконец-то! — с ненавистью рявкнул он. — Спасибо, что не утром прилетели.
— Так ведь мы… — несмело начал я.
— Думаешь, нам делать нечего, только вас дожидаться!
Спорить глупо. Нужно брать детей и улетать.
Разведчик исчез из проема люка, канув в мокрый чавкающий мрак болота.
“Заходите, ребята”, — донеслось оттуда.
Я быстренько приклеил радушную улыбку, которой намеревался встретить детей дружеского угнетенного народа. Однако улыбка съежилась, едва только первое “дитя” заглянуло в люк. Заготовленное “Располагайтесь!” испуганно забилось куда-то в пищевод, превратившись в сдавленный хрип.
На меня пялилась рыжая косматая образина с налитыми кровью глазами и бородой, слипшейся от грязи и сала. Через мгновение ульдр протянул в салон мохнатые ручищи и ловко, по-обезьяньи запрыгнул, усевшись напротив меня.
Я не убежал, но только потому, что рядом сидел угрюмый Шилу и абсолютно не проявлял беспокойства. Между тем косматые детишки продолжали наполнять кабину.
С них текли ручьи, они отряхивались, как собаки, расшвыривая болотную грязь во все стороны.
Я разглядывал их и искал хоть какие-нибудь положительные черты — как-никак, союзники. Но ничего положительного не находил. На них было напялено невообразимо грязное тряпье, в котором с трудом узнавались остатки цивилизаторской военной формы. У одного ульдра на голове красовались большие черные наушники. Обрывок провода болтался на груди, в него были вплетены несколько мелких косточек.
