Страх. Ничего не поделаешь, либо не рисковать и лишь опасаться, либо играть по-крупному – и бояться до дрожи в коленях. Пока гуманные европейцы и американцы жалеют подопытных мышей и тараканов, мы, сцепив зубы, бросаем на передний фронтир самый лучший экспериментальный материал – человека. Зачем моделировать ситуацию, если можно испробовать ее сразу на живом? Зачем двигаться медленно, если можно сразу вломиться в истину, пан или пропал? Дотянуться до ответа на любой из вопросов, которые щедро разбросаны по мирозданию – на всю историю человечества хватит…
Нездешний взгляд. Мы все – не здесь. Мы все немножечко сумасшедшие – те, кто кладет себя на алтарь будущего.
Но это сознательная жертва. Случайностей быть не должно – таких, как пропавшая на экране точка. Как флаер, не вернувшийся с соседней базы.
Док облизывает пересохшие губы:
— Ты сам говорил, что проектор добивает не дальше, чем на девять километров. Даже если она находится всего на сто метров дальше, ты не сумеешь ее увидеть. А если что-то хоть на йоту пойдет не так, мы потеряем и тебя, и ее. Я молча кручу пальцем у виска. Собеседник делает последнюю попытку переубедить меня:
— Ведь есть проверенные поисковые системы, которые…
— Которые не сумели обнаружить флаер за два с половиной часа при дневном свете! А ночью они вообще ни на что не годятся, кроме как для очистки совести! Использовать их на Каллисто в пыльную бурю – все равно, что выпускать слепых котят, чтобы ловили мышь на футбольном поле! По глазам вижу, что док сдался. Глаза виноватые, а еще там – ожидание и предвкушение. Наконец мы посмотрим, как проектор работает на человеке.
Позади сотни просчитанных моделей. Несколько исследовательских баз на астероидах – пока не точно посчитана мощность передающих вышек, лучше выбирать малые небесные тела. Чтобы проще опоясать их вдоль и поперек.
Эксперимент должен был начаться через полгода… Но волей судьбы случится сегодня. Так уж получилось.
— Клеммы.
— Адреналин, десять кубов.
— Пульс восемьдесят, разгоняем!
— Электроды. Шлем. Настройки в прядке?
— Все оке, док.
— Запускаем передачу!
Рваные зубцы на мониторе расплылись и превратились в красные шпили скал на горизонте, прерывистый писк – в завывания ветра, а я – в ничто. Мое сознание вырвалось из тела и, подхваченное невидимыми громадными руками башен-передатчиков, вылетело наружу. Не человек, а сознание в чистом виде, выход за пределы физического – не медитацией, не воображением, не всеми этими «цигун» и «дзен» – а по карте электроимпульсов, маршруту волн, по цифрам, которые считали годами. Если у меня сейчас получится, то сможет и любой. Наверняка. Дотянуться туда, куда не ступала нога человека.
Но мне не нужно в неведомое. Мне нужно туда, где сегодня последний раз мигнул и пропал ее флаер.
* * *
— Ты опять улетаешь, — не вопрос. Утверждение. Она не может не улетать. Просто ее жизнь выглядит как десятки уходов и возвращений. Она так привыкла. Такой характер. Инче бы не отобрали на фронтир. Распределением занимаются любители точных психологических тестов, весьма подкованные в этом вопросе. Черт побери.
— Эй. Я же вернусь! — обещание, нет, не обещание, а заклинание, без которого я бы ее не отпустил. Его необходимо повторять как можно чаще. Чем чаще говоришь что-то, тем больше шансов, что слово станет правдой. А если кто-то думает, что слова ничего не значат и это глупые предрассудки, пусть попробует подождать своих близких день-два-неделю не на безопасной Земле, где можно опасаться лишь задержек самолетов при плохой погоде. Пусть попробует посидеть на Калипсо, где земля плывет под ногами, где приборы дохнут от магнитных аномалий и где снег за одну секунду превращается в ядовитый дождь, разъедающий купол базы. Пусть попробует выжить здесь без «Я вернусь».
* * *
Поисковый импульс в чистом виде, пеплом перегорающих проводов, запахом плавящейся проводки, с восходящими потоками ветра понеся прочь. Тридцать пять градусов направо от каменного шпиля на горизонте – его не было видно за бурей, но он точно был там. Отпечатался на сетчатке глаз, пока я вглядывался в окно два с половиной часа, сто пятьдесят чертовых минут после того, как она пропала.
Неважно, что там творится с телом, неважно, сколько успокоительных пилюль поглотит док, и – положа руку на сердце, которое бьется уже в трех километрах позади от меня – ни капли не важно, что там показывают графики, фиксирующие ход эксперимента.
Для них это – опыт. А для меня – жизнь. Которую надо найти и, если надо, састи. Во что бы то ни стало.
Это как в детстве: шипящий звук радиопомех, верньеры и красно-белая, горящая во тьме шкала. Радиосигнал летит над городами, от Калининграда до Петропавловска, а ты с земли ловишь его за хвост.
Так и я – над серо-багровыми камнями, в вихрях пыли, горсти песка и щебня в лицо – хотя лица у меня сейчас нет – лечу к тому единственному приемнику, на который настроено мое сердце. И не важно, что я до боли в глазах запомнил координатный квадрат – каких-то три на четыре километра, пустяки, подумаешь, которые мне нужны – ориентир совсем другой: исцарапанные крылья ее флаера и рыжая челка за стеклом шлема.
Я скользнул в расселину между двумя валунами, к изломанной груде металла. Восемь тысяч девятьсот пятьдесят метром до базы. Да.
В восьми с половиной километрах позади у поискового импульса перестало биться сердце. И я стал человеком без человека на руках у электроволн. Новая форма жизни. Безусловная победа физики над природой. Только вот жить мне уже не хотелось. Для того, чтобы существовать, человеку нужно не только физическое вместилище, но и время. Две системы координат. Чтобы было к чему тянуться – вперед в будущее.
Я замер на секунду – в страхе чернее ночи на Калипсо – и нырнул вниз, под камень, придавивший маленький флаер.
* * *
— Ты меня слышишь? Кольцо нестерпимо-яркого света над головой.
— Зрачки реагируют!
— Вытащили, а!?
— Последний разряд ты четко врезал!
— Ну, е… Стараемся, док, стараемся! Я моргнул, улыбнулся и потерял сознание.
Успев перед этим сказать точные координаты. У поисковых импульсов отличная память на цифры.
* * *
Изнутри на лобовом стекле кабины было написано неровными угловатыми буквами: «я вернусь». Чем чаще говоришь что-то, тем больше шансов, что заклинание станет правдой.
Касаткин Георгий
518: Лето
Максим бежал по тропинке среди высоких сосен, всё дальше удаляясь от корпуса.
Он то и дело запинался о торчащие из земли корни, их приходилось перепрыгивать. Сандалия с порванным ремешком в такие моменты всё время норовила слететь с ноги.
